ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Прождав какое – то время, женщины ушли в милицию, где передали передачу сыну. Когда вернулись, дверь была уже открыта, и они зашли в маленький кабинет. Борский поздоровался и вежливо сказал:
- Заходите, Вера Олеговна, я вас давно жду! Присаживайтесь, разговор будет долгий и тяжелый, расскажите всё, по порядку, никуда не спеша. Увы, вы уже и так очень сильно опоздали.
Вера Олеговна говорила долго и путано, временами она начинала плакать, и тогда говорила Светлана. Борский слушал, не перебивая, что-то записывал для себя на лист бумаги, и временами задавал вопросы.
Его интересовало, как забирали сына Андрея, кто, как и когда забрал Сашу, какую таблетку нашли в ванной комнате, был ли в доме молоток, или аналогичный предмет, подробно расспрашивал про нож и ожоги на лице убитой дочери. Спрашивал про фотографию, и просил описать тех двух незнакомых женщин, которые были на похоронах и поминальном обеде. Просил нарисовать, где находились трупы, и где была кровь, особенно на стенах и потолке. Внимательно рассматривал рисунки, спросил, в чем были одеты девушки в момент убийства, курили ли девушки и сын Александр? Какие сигареты курит сын? Затем сказал:
-Люди устроены таким образом, что им очень нравится, когда их хвалят, и они прекрасно относятся к тому, кто их хвалит. А тот, кто им говорит неприятную, горькую правду часто становится врагом, но вас хвалить не за что. В том, что ваш сын сидит, виноваты вы! Я понимаю, что у вас были похороны, но забыть о сыне на 13 дней вы не имели права, а он оказался брошенным, без передач, без слов поддержки с воли. Он имел все основания полагать, что вы бросили его на произвол судьбы, что вы тоже считаете его убийцей! Он сам в суде просил изолировать его от общества, в том числе и от вас! Если бы вы пришли сразу, я могу гарантировать на 90%, что его вытащил бы. Сейчас, увы, я вам ничего обещать не могу! Вы понимаете, что вы наделали?
-Неужели нет выхода? – Вера Олеговна, плакала навзрыд. – Неужели нельзя ничем помочь? Мы ведь не понимали, не знали, что надо делать, я просто верила Тряпову, что сын скоро придет домой.
-Вера Олеговна, - печально ответил Борский, - это вас не оправдывает! Боюсь, выхода действительно нет! Запомните, все, что на себя наговорил ваш сын без адвоката – это пол беды, а все, что он на себя наговорил в присутствии адвоката – это уже беда, большая беда. Насколько я знаю, Саша признался в убийстве в присутствии адвоката Коровина, и эти признания были записаны на видеокамеру, всё – это конец, это срок!
-Почему? – удивлёно спросила Светлана. – Разве нельзя потом от этих показаний отказаться?
-Можно, хоть 10 раз, любой подсудимый может в суде отказаться от своих показаний в ходе следствия. Если эти показания даны без адвоката, суд считает их не надлежащими доказательствами, и исключает из доказательств, и на них больше нельзя ссылаться. Это сделано, для того, чтобы защитить людей от незаконных способов ведения следствия, когда к людям применяется насилие. Но если, показания даны в присутствии адвоката, суд будет расценивать их как надлежащие доказательства. Закон считает, что при адвокате никого не бьют, и не заставляют давать показания. Всё! Саша дал показания при адвокате, и значит, его никто не бил и не заставлял себя оговаривать. А, ваш случай, когда адвокат предатель, работающий на обвинение, закон не предусматривает вообще. Адвокат по закону обязан защищать, и еще раз защищать, и ничего больше! А если адвокат вместо защиты своего клиента помогает его упрятать в зону на много лет, то это проблемы палаты адвокатов, а не закона, который такую подлость предусмотреть не в силах. Я понятно излагаю?
-Понятно, но, что же нам сейчас делать? – подавлено спросила Вера Олеговна. – Что вы, Сергей Михайлович, нам посоветуете?
-Мы с вами говорим уже пол дня, но я так и не понял, что вы вообще хотите, и, что хотите лично от меня? Чтобы я вас выслушал? Мы уже поговорили, но вы молчите о самом главном, хотите ли вы защищать вашего сына?
-Сергей Михайлович, - твёрдо ответила Вера Олеговна, - я точно знаю, что мой сын никого не убивал, и прошу вас принять на себя его защиту. Мы готовы оплачивать ваш труд, и я продам Любину квартиру. Есть ли вообще выход, можно ли помочь Сашеньке?
Борский молча куривший возле окна, спросил:
-Вера Олеговна, после убийства кто – нибудь спрашивал вас про Сашиного отца, спрашивал ли где сейчас Одуванцев? И если да, то кто?
-Да, - ответила Акимова, - Перов Савелий Глебович спрашивал, знаю ли я где сейчас Одуванцев. Я ему ответила, что не знаю, я ведь на самом деле не знаю. За все годы от него не было ни одной весточки, ни одного звонка! Я так же не знаю, где мой муж, но какое это имеет значение? Я сама всё заплачу.
-Денег у вас не хватит, - сказал Борский, - а у Одуванцева хватит. Я думаю, если бы он знал, где его родной сын, он бы заступился, и на его деньги можно было бы организовать несколько серьезных депутатских запросов, несколько разгромных статей в прессе. А без денег, увы, вас слушать никто не будет, скажут, милиция всё делает правильно и законно! Я вам не отказываю, и возьмусь защищать вашего сына, но с некоторыми оговорками.
У нас в области люди равны перед законом только на бумаге, а по жизни равны те, у кого нет денег, власти и связей. Деньги, власть и связи сейчас решают практически всё. В деле вашего сына, наш РОВД действует ради создания иллюзии раскрытия двойного убийства, с хорошо понятной целью продемонстрировать начальству высокий профессиональный уровень наших сыщиков. От адвоката, его опыта, знания закона, умения защищать в нашей области, увы, зависит очень мало.
Условия мои такие, что хотите, делайте, но найдите Одуванцева, во всяком случае, попробуйте его найти. Он сейчас большой миллионер и возмутится, что кто-то смеет пытать его сына. Он должен встать на его защиту, даже кровожадные волки и тупые крокодилы защищают своих детенышей. С вами договариваемся, я защищаю вашего сына, пока не появится его отец, а дальше я буду, не нужен, Григорий Иванович сам его защитит.
Теперь по оплате. У нас есть расценки, например, одна беседа в городском СИЗО стоит 3.000 рублей, плюс транспортные расходы и две бутылки нормальной водки для сотрудников СИЗО, чтобы провели без очереди, и никто не мешал беседовать. Поэтому в ближайшее время находите за следствие 20.000 и начинаем работать, а дальше будет видно. Одуванцева можете искать публично, пусть все об этом знают.
Все о чем мы с вами говорим – это наша тайна, и разглашению она не подлежит. Всех людей, которые будут пробовать у вас, что – нибудь узнать запоминайте, или записывайте, а я на досуге подумаю, как нам дальше поступать, и встречусь с Сашей.
Светлана спросила:
- Каким образом Сашу заставили взять на себя убийство, которое он не совершал? Ведь теперь всю жизнь придется сидеть! Что же он не мог выдержать пытки? Побили бы и бросили!
- Профессиональные пытки практически никто выдержать не может, только единицы совершено отчаянных людей, и если нам говорят, что кто-то выдержал пытки, то нам или врут, или те, кто пытал, не умели это делать.
Мне приходилось читать, что во время Пиночета в Чили женщин пытали, угрожая выпустить внутрь женщины, озверевшую от голода крысу. Не знаю, правда или нет, но писали, что не нашлось ни одной женщины, которая бы выдержала эту пытку, ужас парализовывал волю женщины и она начинала говорить. Крысу выпускать не приходилось.
-Страшная пытка, - с содроганием сказала Светлана.- Но у нас в стране ведь не фашистская диктатура. Пытки у нас запрещены законом, Саше же никто не угрожал скормить его крысам.
- Закон и жизнь у нас в Заволжской области, увы, вещи разные, – устало ответил Борский. – Сашу вешали на турник, связав его в узел. Когда человек висит, привязанный за одну точку начинается парализация всех мышц тела, отмирают клетки спинного мозга, а они, как я слышал, не восстанавливаются. Человек понимает, что может стать инвалидом или умереть, во всяком случае, опера ему это внушают. Страх за свое здоровье и жизнь заставляет людей признаваться в чём угодно.
Конечно, у нас пытки запрещены законом, конечно! Но у нас в районе еще никого за пытки не посадили, у нас менты потому и пытают, что им все сходит с рук. К большому сожалению, защита чести мундира у нас пока важнее соблюдения закона, и поэтому настоящий убийца будет гулять на свободе, а Саша, не выдержавший пытки, и в этом заключается вся его вина, будет сидеть в тюрьме. Если бы вы принесли полковнику Берёзкину толстую пачку баксов, то в камеру сразу же посадили бы другого убийцу, у которого нет денег. А поскольку пачки баксов у вас нет, сидеть будет ваш сын, он сегодня просто назначен играть роль кровавого убийцы.
И последнее, напишите письмо Григорию Ивановичу Одуванцеву, в котором укажите, мол, лично полковник Берёзкин пытает его сына, и собирает весь компромат на отца. Мол, Берёзкин говорил Саше, что посадит не только его, но и Одуванцева тоже, и попросите отца срочно вмешаться и встать на защиту сына.
- Я же не знаю где Одуванцев, - в отчаянии воскликнула Вера Олеговна.
- Это я уже понял, - холодно ответил Борский. – Против вашего сына действуют незаконно, и нам тоже придётся играть без правил, иначе мы ничем Саше помочь не сможем. Сейчас необходимо хотя бы прекратить пытки. Напишите письмо и принесите мне, я проверю, и отправим его в Москву по какому-нибудь вымышленному адресу.
- Сергей Михайлович, - испугано спросила Светлана,- а мы хуже Сашеньке не сделаем?
- Ему сейчас настолько плохо, что сделать ещё хуже уже просто невозможно! И не стройте никаких иллюзий, шанс выйти на волю у вашего сына очень мал, он призрачен. Надейтесь на худшее, и готовьтесь к самому худшему, ведь к хорошему привыкают быстро, а к плохому очень долго и болезненно. Ищите Одуванцева!
Бывший начальник Двуреченского РОВД майор Ремнев жил в своем небольшом доме на окраине поселка. Дети давно переехали в город, и после смерти жены жил он один. Перебивался от пенсии до пенсии, держал пять кур и петуха, с радостью работал на огороде в 20 соток, считая своим долгом ежегодно обеспечивать детей яблоками, клубникой, картофелем, луком, другими фруктами и овощами. Летом сын и дочь навещали его с внучатами, а зимой он жил одиноко, и много времени уделял подледной рыбалке.
Просьбу Борского о разрешении прийти поболтать воспринял с радостью: не забывают старые друзья! К визиту гостя подготовился основательно: сварил уху из свежепойманых окуней, нажарил картошки с салом, отдельно окуневой икры, сварил вкрутую яиц, нарезал копчёной грудинки, из погреба достал маринованных маслят, жареных опят, соленых груздей, помидорчиков и огурчиков, квашеной капусты, поставил на стол вазу с яблоками и бутылку чистой как слеза самогонки, настоянной на рябине. Гость пришел во время, принес с собой бутылку водки, фруктов и конфет. Борский неоднократно предлагал Ремневу помощь в устройстве на работу адвокатом, но тот категорически отказывался. Не мог он всю жизнь ловить преступников, а потом начать их защищать, и не было у старого опера желания кого-то защищать, да и не умел он это делать.
Выше среднего роста, крепкого спортивного телосложения, с густыми светло русыми волосами, всегда внимательно смотрящими серыми добрыми глазами, он выглядел несколько моложе своих 63 лет. Ремнев пришел в уголовный розыск, когда там еще работали фронтовики. Университетов они не кончали, по жизни были суровыми, кристально честными и крайне трудолюбивыми, трудоголиками были. Они неделями сидели в засадах, разрабатывали хитроумные оперативные эксперименты, честно работали с агентурой, никогда не обманывали, и не давали невыполнимых обещаний, а уж если что-нибудь обещали агенту или уголовнику, то держали слово любой ценой. Все знали, что честное слово опера твёрже камня, и этот факт не нуждался ни в каких доказательствах. Инспектора уголовного розыска знали всех жуликов в районе, знали, кто, чем жил, где и что воровал, поэтому в те годы вор сидел в тюрьме. Ремнев учился у них работать, и всю жизнь так работал. Этому впоследствии учил и подчиненных, но честность, справедливость и трудолюбие выходили из моды. За излишнее рвение при защите государственной собственности, был исключен из рядов КПСС, и с большим скандалом уволен с работы.
На стандартный вопрос: « Как дела?», Ремнёв последние годы всегда отвечал фразой прочитанной в какой-то умной книге: « Как у жёлудя, упадёшь, свиньи съедят, а пожаловаться некому, вокруг одни дубы!»
Сели за стол. Выпили самогонки, закусили, поговорили о рыбалке. Ремнев ворчал, что невозможно рыбачить между браконьерских сетей полковника Березкина, что сети везде открыто продаются, и никто с этим злом не борется. Браконьеров становится всё больше и больше, а рыбы все меньше и меньше, великая русская река Волга потихоньку превращается в мертвое безжизненное болото.
-Стало быть, - не весело подвел итог Ремнев, - государственная политика в нашей Заволжской области нынче такая, разрешать браконьерство, раз с ним никто не борется. И кражи металла в нашей области сейчас разрешены и узаконены, раз везде пункты скупки краденого металла стоят. А ты, что, Михалыч, молчишь?
-А я, - весело ответил Борский, - анекдот вспомнил про зимних рыбаков, недавно в газете вычитал:
Коля звонит Васе и спрашивает, пойдёт ли он завтра рыбачить. Вася отвечает, что у жены-бабы разрешение спросит, и после разговора с ней радостно отвечает: « Нет, Коля, я завтра не пойду на рыбалку, мне жена дома разрешила напиться!»
Петрович, браконьерство и кражи металла сейчас криминальный, но всё же способ выжить, криминальный бизнес, так сказать.
А если серьёзно я всё думаю, ты помнишь, сколько мы с тобой при Горбачеве бабок за самогоноварение осудили?
-Время сейчас такое, Михалыч. Не то говоришь! Ты что, думаешь, я нюх потерял, не знаю, зачем ты пришел? Пришел ты по двойному убийству в посёлке Заозерном, только я там ничего не знаю, кроме того, что пацан, не при делах.
Выпили, поели, и Борский рассказал другу всё, что сам знал по делу. Высказал свое мнение по фотографии неизвестного парня, он думал, что на фото действительно мог быть изображен убийца, или фотография не имеет никакого отношения к убийству, и попала в комнату случайно. Могло быть и по – другому: убийца специально бросил на месте фото, чтобы пустить следствие по ложному следу. Ремнев добавил, что возможен еще один вариант: убийца бросил фото своего врага, чтобы заодно и с ним свести счеты, в надежде, что следствие найдет парня по фотографии, но тогда убийца живет где-то рядом, а не залетел издалека.
Долго они обсуждали в тот вечер это дерзкое убийство. Друзья сошлись во мнении, что нельзя исключать причастность Одуванцева, его заказ, хотя оба лично хорошо знали Григория Ивановича, и не могли допустить, что это его работа. В такое верить не хотелось, а вероятность найти Одуванцева, была небольшой, но все же реально существовала.
Ремнев посоветовал написать письмо Одуванцеву по вымышленному адресу и отправить его в Москву. В письме написать адресату, что сына его пытали в милиции, чтобы взял на себя чужое убийство, что наши менты от сына хотели получить компру на отца и подоить его как корову. Обязательно указать фамилию Березкина, мол, он лично пытал, и письмо отправить через почту, где Березкин его перехватит и прочтет. Полковник всё примет за чистую монету и лишится сна, все время будет ждать киллера, и пытать Акимова больше побоятся.
Борский ответил, что уже продумывал этот вариант, и пока не решил, когда по времени это лучше сделать. Сказал, что менты засветили одного агента, заслав его к Акимовой разузнать про связь с Одуванцевым, и дезинформацию теперь можно будет сбрасывать через их же человека.
Относительно таблетки с надписью « micro», найденной в ванной комнате, оба сошлись на том, что, как и фотография парня, она может иметь отношение к делу, а может, и нет. Таблетка могла действительно выпасть из кармана убийцы, могла быть им подброшена специально, могла принадлежать потерпевшим, и могла совершенно случайно оказаться на месте убийства, например, её потерял кто-нибудь из понятых.
По поводу способа убийства остановились на том, что убийство мог совершить маньяк, а мог и здоровый человек, маскирующийся под маньяка. Если это маньяк, то вскоре надо ждать аналогичное убийство. В случае если он местный, а не залетный. Когда? Никто, кроме этого психа, не знает. Где? Тоже никто не знает, ибо в мысли психа вообще заглянуть не возможно, нельзя их и угадать. Относительно окровавленного отпечатка пальца на двери ванной комнаты, можно было утверждать только одно – убийца был без перчаток. Всё! Оставил ли он отпечаток специально, как дерзкий вызов милиции, а может, просто забыл, или не успел стереть, было неизвестно.
Оба понимали, что этот отпечаток будет мешать осуждению Акимова за убийство, поскольку это не его отпечаток, но хорошо зная стиль работы полковника Берёзкина, оба предполагали, что, скорее всего с Ивановой «забудут» снять отпечатки пальцев.
Ожоги на лице Акимовой, так же вызывали много вопросов. С какой целью, и с какими нервами убийца жег лицо девушки? Мстил ей за что-то, или это его почерк, его фирменный знак? Почему тогда нет ожогов на лице Ивановой? Может быть, просто не успел? Или ожег лица девушки, есть стремление направить следствие по ложному пути? Окурки на месте убийства тоже вызывали недоумение. Убитые девушки не курили, а Акимов курил сигареты Прима по 4 рубля, а не PARLIAMENT по 44 рубля, и не WINSTON по 21 рублю. На месте убийства были окурки дорогих сигарет, причем разных сортов. Скорее всего, убийца хотел создать видимость группы, хотя достоверных данных о том, что убийца был один, по делу не было. Но маньяк всегда одиночка, эти волки стаей не ходят.
Выпили еще по рюмке, плотно закусили, и Ремнев продолжил разговор:
-Слишком часто стало встречаться, выражение не успел, но я знаю, что случайностей в таких делах практически не бывает. Смотри, Михалыч, не успел стереть отпечаток пальца на двери, не успел наставить аккуратных ожогов на лице Ивановой. Все считают, раз не изнасиловал убитых, значит, не хотел этого делать. А может быть, хотел, но не успел? Может быть, его кто-то спугнул? Ночь то была Крещение Господне! Люди ведь всю ночь по поселку ходили за святой водой. Квартира-то, на первом этаже, свет горит, не в темноте же он их убивал. Может кто – нибудь в окно постучал, снежок бросил, или крикнул что? Может в ту ночь, кто – нибудь его и видел, встретил случайно, эх, работать здесь надо, очевидцев искать! А наши дятлы только водку пить умеют, да людей на дыбу вешать. Но учти, если он хотел насиловать мертвых, тогда точно маньяк!
В вере мы с тобой ни фига не понимаем, но ведь убить двух людей страшный грех, а убить их в святую ночь, еще более страшный грех. А может, не православный убивал, может другой, какой веры, может быть сатанист. А может быть его никто не пугал, может быть, у него времени в обрез было, как у твоего Акимова? Ты об этом, Михалыч, не думал?
-Думал, Петрович, все может быть, дело очень мутное, версий хоть отбавляй. Но работать будут только с одной: убил Акимов, а это очень страшно. Я вот еще, что никак понять не могу: от бара, где работала Иванова до квартиры, где она была убита менее 10 минут идти пешком. Акимова пришла за Ивановой к бару около 2 часов ночи, и они вместе пошли домой. На следующее утро в 7 часов Акимова должна была встретиться с матерью на автобусной остановке, и вместе ехать в больницу к Акимову, и Иванова, вроде тоже собиралась с ними ехать. Спать им оставалось менее 5 часов. По идее, придя, домой, они должны были лечь спать, при этом они должны были раздеться.
Но в 4 часа утра их убили одетыми! Понимаешь, Петрович, одетыми! На момент убийства кровати были заправлены, не убийца же их одел, и заправил кровати! И еще, обе убитые девушки всегда на ночь смывали с лица косметику, а в 4 часа утра косметика не была смыта с лица Ивановой. По Акимовой сказать ничего нельзя, она лежала лицом вниз, вся в крови, и не было видно, смыла она косметику, или нет. Теперь допустим, что в 3 часа 45 минут к спящим девушкам пришел Акимов, и неужели родная сестра и сожительница стали бы одеваться, краситься, заправлять кровати? Нет, не стали бы! Значит, они или где-то гуляли, и пришли домой перед самым убийством, или у них в гостях кто-то был, и этот гость мог уйти перед самым приходом убийцы, а мог и сам оказаться убийцей. Вера Олеговна утверждает, что ее дочь никогда бы не пустила в квартиру незнакомых людей, но это не факт.
-Не факт, Михалыч, никому нельзя верить! Только фактам, а это не факт, а вот то, что были одеты, и койки заправлены – это факт, и смерть соседа то же факт. Годы лежал парализованный, и вдруг умер! Может он, таких страстей в ту ночь наслушался, что сердце остановилось, от страха. Он, может быть, и узнал убийцу по голосу, а может, и нет – это мы уже никогда не узнаем. Может быть простое совпадение, а может быть с соседкой надо очень серьезно работать. Ты попробуй найти на неё выход, она может знать убийцу, но смертельно боится назвать его имя, и утверждает, что ничего не знает. И если у неё есть основания бояться мести убийцы, то он не парень с улицы, а серьёзный и очень опасный зверь! В этом плане тоже надо хорошо подумать.
И ещё один факт – убийцу девушки в квартиру пустили сами, ведь не ломал же он входную дверь, шум бы был на весь посёлок, да и на двери были бы следы взлома. Значит можно сделать вывод – возможно убийца близкий знакомый погибших, а может быть, и нет. Здесь много разных рабочих версий возникает, но не факт, что их будут исследовать, скорее всего, остановятся на запасном варианте – убийца Акимов, да и явку с повинной с него уже выбили. Так на много проще, чем искать настоящего убийцу! И дело здесь не только в Берёзкине, годы идут, а этот план, этот процент раскрываемости никто не отменяет, и необходимость иметь хорошие показатели работы отдела и вынуждает наших ментов искать запасные варианты, а не ловить настоящих преступников.
Год назад, мой внук, тогда еще курсант школы милиции, вместе с товарищами проходил стажировку в уголовном розыске в нашем областном центре. Молодые ребята были настолько шокированы увиденным, что напрочь отказались от работы в розыске. В Заволжске работают очень просто: при поступлении сообщения о краже, два опера едут осматривать место происшествия, а два других едут на областной автовокзал. Одни выясняют, что похищено, а другие ищут подходящего бомжа на роль вора. В отделе бомжу объясняют, что он украл, и куда всё дел, на всякий случай бьют пару раз по печенке, и кража раскрыта. Воры воруют, бомжи сидят, розыск работает, и создаётся иллюзия полного благополучия и прекрасной работы силовиков.
- В веселое время мы живём! Петрович, никому не запрещается сравнивать Божий дар с яичницей, только толку от этого сравнения никакого нет, и никому нет никакой пользы. Можно, конечно, считать убийцей Акимова, но от этого никто ведь не выигрывает.
- Как никто? Убийца выигрывает! Менты выигрывают, они двойное убийство раскрыли, а тот факт, что настоящий убийца на свободе никого сейчас не интересует!
Понимаешь, друг, когда я отделом руководил, у меня практически не было никаких прав, только обязанности. Я изначально всегда и во всём был виноват: в ГУВД меня драли как сидорову козу, за раскрываемость и за все без исключения показатели работы отдела, райком КПСС постоянно терроризировал, требовал ужесточить борьбу с хищениями социалистической собственности, обеспечить сохранность урожая на колхозных полях и токах, бороться с несунами, самогоноварением и т.д. Прокурор Сергеева задолбала в доску ежедневными проверками, и ты в своём суде, достал многочисленными доследованиями, оправдательными приговорами, бесконечными исками о признании неправомерными действий сотрудников милиции. Помнишь?
- Как же забыть, Петрович! Теперь таких исков нет, никто с ментами судиться уже не хочет, себе дороже!
- На коллегиях ГУВД области всегда драли всех 48 начальников всех отделов. Генерал с трибуны чеканил, такой-то отдел плохо работает, начальник вскакивал, и громко кричал: «Виноват, товарищ генерал!» Итак, всех без исключения, и выговоры по ходу дела раздавали. И вот на одной коллегии меня генерал пропустил, всех отлаял, а меня нет. Ну, все думаю, хана, сейчас выгонят! Генерал переходит ко второму вопросу, и называет меня. Я вскакиваю и кричу: «Виноват, товарищ генерал! Раскрываемость повысим, профилактическую работу улучшим…» Он как рявкнет: «Молчать, ко мне!» Ну, думаю всё, доработался, и иду к трибуне, а генерал приказывает всем встать, и зачитывает Указ Президиума Верховного Совета РСФСР о награждение орденом майора Ремнёва, за проявленное мужество и героизм. А меня предупредить не успели, я растерялся, и опять за своё, мол, виноват. Генерал рассмеялся, и напомнил, что говорить надо. Ну, я как положено: «Служу Советскому Союзу!»
Сейчас, друг, как я понимаю, всё изменилось на 180 градусов, у наших ментов есть все права, только права и никаких обязанностей. Райкома КПСС нет, а глава им по фигу, прокурор по службе полностью зависит от милицейских показателей, в связи с изменением процессуального закона, суд на доследование дело вернуть не имеет права, оправдательных приговоров нет по определению. Что какой-нибудь сержант, как курица лапой напишет, то наш районный суд и продублирует. Вся правоохранительная система нашей области давно уже работает не на результат, он ей не нужен, система просто показывает начальству, что она существует, действует и добивается каких-то показателей. Ей сейчас важно отчитаться, создать видимость работы, а там, хоть трава не расти. Поэтому и появляются дела типа Акимова, нужно ведь не поймать убийцу, нужно отчитаться! Система давно уже работает сама на себя, сама себя обслуживает, зарабатывает бабки, и никто ей не указ. Когда над ментами нет жесткого контроля сверху, тогда начинается беспредел и вседозволенность!
- К сожалению, ура!
- Михалыч, ты на цифры посмотри. Я вот сравниваю 1987 и 2007 год:
население нашего Двуреченского района было 31.000 человек, стало 24.000, в РОВД тогда работало 63 милиционера, а сейчас 150 сотрудников. В прокуратуре работало четыре человека – сейчас девять. В суде был один судья, два секретаря и один судебный исполнитель, а сейчас три федеральных судьи и один мировой, три помощника судьи, девять секретарей, три сторожа, водитель и курьер. Вместо одного судебного исполнителя сейчас работает девять судебных приставов, тогда было два адвоката, ты и Аринштейн, а сейчас вас шестеро. Адвокаты сами зарабатывают, а ведь остальные все бюджетники, и по сельским меркам зарплату получают очень большую, особенно судьи и прокуроры. За счёт бюджета вся система обеспечена компьютерной техникой. Вбухали в систему нефтедолларов немеряно, а разве она стала качественней работать, лучше помогать людям?
- Нет, Петрович, не стала. В моём понимании судебная система хороша только тогда, когда невиновные люди в тюрьмах не сидят. В нашей Заволжской области и в 1987 году невиновных сажали, и сейчас их в зонах полно сидит, время просто такое.
- Понимаешь, Михалыч, коллектив-то в РОВД здоровый, их Тряпов с Берёзкиным баламутят, рыба ведь с головы гниёт!
- Рыба действительно гниёт с головы, а чистят её с хвоста!
- В тот-то и всё дело, Михалыч! А в целом в отделе нормальные ребята, я ведь многих из них брал на службу, многих учил работать. Они умеют, если бы полковники не искали запасные варианты, то вполне реально наши ребята нашли бы настоящего убийцу. И прокурор в районе какой-то слабый, бесхарактерный, всё Берёзкину в рот заглядывает.
Выпили на посошок и расстались, договорившись еще раз встретиться через пару недель.
