Река детства
Река детства
У каждого из нас была своя река. Река нашего детства. У одного – широкая и полноводная, по которой сновали вверх и вниз юркие катера да величаво и неторопливо шли теплоходы. У второго – мелководная, извилистая, что плела кружева по равнине, укрываясь от взгляда постороннего ветлами, нависшими да кустами по берегам росшими. У третьего – горная, шумная и говорливая, с высоких круч несла она воды, пробивая себе дорогу между камнями и скалами, водопадами и порогами славившаяся.
У нас тоже была своя река Белая – стремительная и сердитая временами, с бурлящими перекатами, где жерех разгуливал, с нависающими в этих местах скалами над водой, омутами глубокими сомовьими, ласковая и спокойная на плесах, и в заводях, которых было великое множество и куда мы стремились, как только наступала пора долгожданная.
И первый звонкий клич, раздавшийся ранним утром во дворе:
- Пацаны-ы-ы! Айда на Белую-ю-ю!
С треском распахивались окна, выскакивали на балконы ребята заспанные и, протирая глаза, кричали:
- Щас, выхожу!
- Меня подождите!
- Эй, не убегайте без нас!
- Пацаны, а меня мамка не пускает!
А в ответ ему кричали со всех сторон:
- Сиди дома, сыночек маменькин!
И раздавался громкий смех.
Двор затихал на несколько минут, а потом наполнялся звонкими голосами ребят, которые выскакивали из подъездов и торопились к беседке, что посреди двора стояла. Там был наш сборный пункт.
Одни торопились, на ходу откусывая от большого ломтя хлеба, щедро посыпанного сахарным песком и намоченным сверху водой, чтобы не сыпалось с куска. Другие жевали хлеб со сливочным маслом или политый подсолнечным, да присыпанный крупной сероватой солью. Сразу же раздавались крики, кто успеет вперед:
- Сорок один – ем один!
- Сорок восемь – половину просим!
Ребята, взявшие с собой простой хлеб и не успевшие крикнуть, с сожалением, но безоговорочно, делили пополам ломоть и отдавали другим. Кто успел произнести слова заветные, съедали свой хлеб одни, с гордостью посматривая на остальных мальчишек. Этот закон дележки выполнялся беспрекословно. Если зажадят, потом им лучше во дворе не появляться. Не задумываясь, ребята присваивали такие прозвища, что будут носить их годы долгие.
- Эй, все вышли?- Разносился опять чей-нибудь крик.- Все, пойдем быстрее. Больше никого с собой не возьмем.
- Пацаны, подождите!- Кричал опоздавший и, торопливо, догонял нас, на ходу застегивая рубашку и небрежно заправляя ее в потрепанные штаны.
- Где пойдем? По какой дороге? Напрямки или через главные ворота?
Спрашивали друг друга, направляясь к окраине города.
- Айда напрямки! Так короче и до родников крюк меньше давать.
Свернув с дороги, мы наперегонки бежали по гравийке к обрыву крутому и съезжали с него, цепляясь за каждый бугорок, выступ, к безымянной речушке. Не удержавшись на краю, кто-нибудь падал в ее воды под громкий безобидный смех остальных. И первый из ребят, кто успел спуститься к роднику, приникали к нему надолго. Отфыркиваясь, пили ледяную до ломоты воду и не могли остановиться. Это особая вода – родниковская, бьющая из недр земных глубоких, чистейшая, словно хрусталь горный и вкуснейшая, какую нигде и никогда больше не встретишь. Стояли и наблюдали, как мелкие кристаллики песчаные поднимались со дна под напором воды и, зависнув на мгновение, опадали, чтобы вновь взлететь-закружиться. Это были наши родники, ради которых мы делали крюк, чтобы из них напиться живительной влаги.
Но с годами не стало милых сердцу родников, речку засыпали безымянную, стерли с лица земли старенькую деревушку с кладбищем, что стояли тут не одну сотню лет, вырубили осинник неохватный и построили дома многоэтажные, планом утвержденные. И проезжая, проходя мимо них, всегда вспоминается наша дорога к речке родной…
- Слышь, братцы! Кто быстрее до старицы добежит?- Разносился в утренней тишине чей-либо клич.- Первый – молодца, а последний – овца!
При этих словах все ребята карабкались на обрыв и стремглав неслись к большим ветлам, Что склонились над старицей да над узеньким металлическим мостиком. Склонились, опустив свои ветви-косы до самой воды, сквозь которую были видны густые заросли водорослей, вытянувшихся по течению и шевелящимся, будто пальцы-щупальца да мальки поблескивали серебряными боками своими, мелочевка рыбья, сеголетки.
Сгрудившись у перил, смотрели и не могли насмотреться на мир подводный, царство его жителей. Не думали над тем, что каждое мгновение, каждая секунда увиденного, откладывалась в душах наших маленьких. Пряталось в укромные уголки сердец, оставаясь там на годы долгие и напоминая о себе в минуты раздумий наших, в минуты, когда, отрешившись от дел суетных постоянных, начинаем вспоминать самое дорогое, что в нас заложила природа, заложила жизнь детская безмятежная.
И вновь мы торопимся. По тропке узкой, обжигаясь крапивой, обдирая руки о ветви колючие, что склонились над тропой, покрытые листочками блескучими лакированными, с капельками сверкающей разноцветьем росы утренней, что осыпала нас дождем прохладным, заливаясь смехом веселым, мы пробегали быстро через кустарник и попадали в густой ельник, что стройными рядами тянулся на многие километры вдоль реки нашей.
Воздух, каким не надышишься. Смолянисто - терпкий, тягучий, смешанный с влажным запахом земли и молодой порослью травы, он обволакивал нас, заставляя двигаться медленнее, чтобы вдосталь могли насладиться силой животворящей, природой нам данной. И мы замедляли шаг. Невольно, неосознанно, не понимая, что даже этот запах, привкус земли родной, осаждается в душах наших, чтобы напомнить о себе через многие-многие годы. Как изобразить, передать то чувство, которое наполняло нас. С чем сопоставить приходящее, вселяющее в нас, когда засматриваешься на малозаметную ромашку, василек или засмеешься при виде веселых венчиков простых одуванчиков, так открыто и простодушно, призывно – празднично цветущих по обочинах тропинок, дорог. Непостижимо это чувство, не найти слов достойных ему. Никакая радость так не осветит, не вознесет, как истинное созерцание сердцем открытым. В каждом штрихе природы нашей, образ заключен человеческий, образ судьбы, грусти и радости, и его подлинного предназначения.
Притихшие, выходим на луга заливные, где вовсю уже поднялось разнотравье с вкраплениями цветов полевых первых и, рассыпавшись по нему, выискиваем лук дикий, влажный от росы утренней и сочный, чуть с горчинкой, срывая который, съедали тут же, наклоняясь в поисках новых стрелок, не замечая, что добрались до реки нашей, пока не раздастся клич громкий:
- Кто первый воду греет?
Срывая на бегу рубашонки, потрепанные штаны, шаровары, скидывая обувь, наперегонки бежали к сверкающей под утренними ласково-нежными лучами солнца реке. Поднимая каскады радужно-блестящих брызг, визжа и смеясь, ныряли в холодную, словно родниковую воду и стремительное течение несло нас к мосту висячему, что находился недалеко.
И лежали, потом на берегу замерзшие, покрывшись кожей гусиной, с губами синюшными, и разговаривали, смеялись, любовались древними Уральскими горами, покрытыми темным густым лесом с проплешинами светло-зеленых полян. На нашу речку, что веками прокладывала-протачивала себе русло, распадалась на множество рукавов, образуя длинные узкие острова, сплошь заросшие ольхой, ивняком да тростником. Лежали, не думая, что привязываемся сердцами своими к неповторимым картинам гор, излучинам реки, стремительному бегу реки, что вдаль воды несла. Влюблялись в нашу речку просто за то, что она есть – река нашего детства.
Многих судьба забросила в другие города, страны за эти долгие годы. Теперь она, река, дорогой сердцу малой родины, мирка, где мы были счастливы безмерно, сохранится лишь в памяти нашей. Многие уже не смогут на склоне лет своих добраться до нее, не получится у них освежить сердце и душу благотворным образом родной реки. Многие…
Но те, кто остался и не покинул места, к которым сердцем прикипели, при встрече всегда будут вспоминать реку нашего детства:
- А ты помнишь…
- Еще бы! Не забыл, как…
- Частенько вспоминаю…
И расходились в разные стороны, пряча от посторонних озорные огоньки, вспыхнувшие от воспоминаний.
Да, осталась в душе, в самом затаенном уголке сердца память о той нашей речке, которую пронесли через жизнь и бывают, наступают минуты, когда вспоминаешь друзей, детство милое беззаботное и нашу незабываемую реку, к которой мы неслись стремглав.
У каждого из нас была своя река. Река нашего детства. У одного – широкая и полноводная, по которой сновали вверх и вниз юркие катера да величаво и неторопливо шли теплоходы. У второго – мелководная, извилистая, что плела кружева по равнине, укрываясь от взгляда постороннего ветлами, нависшими да кустами по берегам росшими. У третьего – горная, шумная и говорливая, с высоких круч несла она воды, пробивая себе дорогу между камнями и скалами, водопадами и порогами славившаяся.
У нас тоже была своя река Белая – стремительная и сердитая временами, с бурлящими перекатами, где жерех разгуливал, с нависающими в этих местах скалами над водой, омутами глубокими сомовьими, ласковая и спокойная на плесах, и в заводях, которых было великое множество и куда мы стремились, как только наступала пора долгожданная.
И первый звонкий клич, раздавшийся ранним утром во дворе:
- Пацаны-ы-ы! Айда на Белую-ю-ю!
С треском распахивались окна, выскакивали на балконы ребята заспанные и, протирая глаза, кричали:
- Щас, выхожу!
- Меня подождите!
- Эй, не убегайте без нас!
- Пацаны, а меня мамка не пускает!
А в ответ ему кричали со всех сторон:
- Сиди дома, сыночек маменькин!
И раздавался громкий смех.
Двор затихал на несколько минут, а потом наполнялся звонкими голосами ребят, которые выскакивали из подъездов и торопились к беседке, что посреди двора стояла. Там был наш сборный пункт.
Одни торопились, на ходу откусывая от большого ломтя хлеба, щедро посыпанного сахарным песком и намоченным сверху водой, чтобы не сыпалось с куска. Другие жевали хлеб со сливочным маслом или политый подсолнечным, да присыпанный крупной сероватой солью. Сразу же раздавались крики, кто успеет вперед:
- Сорок один – ем один!
- Сорок восемь – половину просим!
Ребята, взявшие с собой простой хлеб и не успевшие крикнуть, с сожалением, но безоговорочно, делили пополам ломоть и отдавали другим. Кто успел произнести слова заветные, съедали свой хлеб одни, с гордостью посматривая на остальных мальчишек. Этот закон дележки выполнялся беспрекословно. Если зажадят, потом им лучше во дворе не появляться. Не задумываясь, ребята присваивали такие прозвища, что будут носить их годы долгие.
- Эй, все вышли?- Разносился опять чей-нибудь крик.- Все, пойдем быстрее. Больше никого с собой не возьмем.
- Пацаны, подождите!- Кричал опоздавший и, торопливо, догонял нас, на ходу застегивая рубашку и небрежно заправляя ее в потрепанные штаны.
- Где пойдем? По какой дороге? Напрямки или через главные ворота?
Спрашивали друг друга, направляясь к окраине города.
- Айда напрямки! Так короче и до родников крюк меньше давать.
Свернув с дороги, мы наперегонки бежали по гравийке к обрыву крутому и съезжали с него, цепляясь за каждый бугорок, выступ, к безымянной речушке. Не удержавшись на краю, кто-нибудь падал в ее воды под громкий безобидный смех остальных. И первый из ребят, кто успел спуститься к роднику, приникали к нему надолго. Отфыркиваясь, пили ледяную до ломоты воду и не могли остановиться. Это особая вода – родниковская, бьющая из недр земных глубоких, чистейшая, словно хрусталь горный и вкуснейшая, какую нигде и никогда больше не встретишь. Стояли и наблюдали, как мелкие кристаллики песчаные поднимались со дна под напором воды и, зависнув на мгновение, опадали, чтобы вновь взлететь-закружиться. Это были наши родники, ради которых мы делали крюк, чтобы из них напиться живительной влаги.
Но с годами не стало милых сердцу родников, речку засыпали безымянную, стерли с лица земли старенькую деревушку с кладбищем, что стояли тут не одну сотню лет, вырубили осинник неохватный и построили дома многоэтажные, планом утвержденные. И проезжая, проходя мимо них, всегда вспоминается наша дорога к речке родной…
- Слышь, братцы! Кто быстрее до старицы добежит?- Разносился в утренней тишине чей-либо клич.- Первый – молодца, а последний – овца!
При этих словах все ребята карабкались на обрыв и стремглав неслись к большим ветлам, Что склонились над старицей да над узеньким металлическим мостиком. Склонились, опустив свои ветви-косы до самой воды, сквозь которую были видны густые заросли водорослей, вытянувшихся по течению и шевелящимся, будто пальцы-щупальца да мальки поблескивали серебряными боками своими, мелочевка рыбья, сеголетки.
Сгрудившись у перил, смотрели и не могли насмотреться на мир подводный, царство его жителей. Не думали над тем, что каждое мгновение, каждая секунда увиденного, откладывалась в душах наших маленьких. Пряталось в укромные уголки сердец, оставаясь там на годы долгие и напоминая о себе в минуты раздумий наших, в минуты, когда, отрешившись от дел суетных постоянных, начинаем вспоминать самое дорогое, что в нас заложила природа, заложила жизнь детская безмятежная.
И вновь мы торопимся. По тропке узкой, обжигаясь крапивой, обдирая руки о ветви колючие, что склонились над тропой, покрытые листочками блескучими лакированными, с капельками сверкающей разноцветьем росы утренней, что осыпала нас дождем прохладным, заливаясь смехом веселым, мы пробегали быстро через кустарник и попадали в густой ельник, что стройными рядами тянулся на многие километры вдоль реки нашей.
Воздух, каким не надышишься. Смолянисто - терпкий, тягучий, смешанный с влажным запахом земли и молодой порослью травы, он обволакивал нас, заставляя двигаться медленнее, чтобы вдосталь могли насладиться силой животворящей, природой нам данной. И мы замедляли шаг. Невольно, неосознанно, не понимая, что даже этот запах, привкус земли родной, осаждается в душах наших, чтобы напомнить о себе через многие-многие годы. Как изобразить, передать то чувство, которое наполняло нас. С чем сопоставить приходящее, вселяющее в нас, когда засматриваешься на малозаметную ромашку, василек или засмеешься при виде веселых венчиков простых одуванчиков, так открыто и простодушно, призывно – празднично цветущих по обочинах тропинок, дорог. Непостижимо это чувство, не найти слов достойных ему. Никакая радость так не осветит, не вознесет, как истинное созерцание сердцем открытым. В каждом штрихе природы нашей, образ заключен человеческий, образ судьбы, грусти и радости, и его подлинного предназначения.
Притихшие, выходим на луга заливные, где вовсю уже поднялось разнотравье с вкраплениями цветов полевых первых и, рассыпавшись по нему, выискиваем лук дикий, влажный от росы утренней и сочный, чуть с горчинкой, срывая который, съедали тут же, наклоняясь в поисках новых стрелок, не замечая, что добрались до реки нашей, пока не раздастся клич громкий:
- Кто первый воду греет?
Срывая на бегу рубашонки, потрепанные штаны, шаровары, скидывая обувь, наперегонки бежали к сверкающей под утренними ласково-нежными лучами солнца реке. Поднимая каскады радужно-блестящих брызг, визжа и смеясь, ныряли в холодную, словно родниковую воду и стремительное течение несло нас к мосту висячему, что находился недалеко.
И лежали, потом на берегу замерзшие, покрывшись кожей гусиной, с губами синюшными, и разговаривали, смеялись, любовались древними Уральскими горами, покрытыми темным густым лесом с проплешинами светло-зеленых полян. На нашу речку, что веками прокладывала-протачивала себе русло, распадалась на множество рукавов, образуя длинные узкие острова, сплошь заросшие ольхой, ивняком да тростником. Лежали, не думая, что привязываемся сердцами своими к неповторимым картинам гор, излучинам реки, стремительному бегу реки, что вдаль воды несла. Влюблялись в нашу речку просто за то, что она есть – река нашего детства.
Многих судьба забросила в другие города, страны за эти долгие годы. Теперь она, река, дорогой сердцу малой родины, мирка, где мы были счастливы безмерно, сохранится лишь в памяти нашей. Многие уже не смогут на склоне лет своих добраться до нее, не получится у них освежить сердце и душу благотворным образом родной реки. Многие…
Но те, кто остался и не покинул места, к которым сердцем прикипели, при встрече всегда будут вспоминать реку нашего детства:
- А ты помнишь…
- Еще бы! Не забыл, как…
- Частенько вспоминаю…
И расходились в разные стороны, пряча от посторонних озорные огоньки, вспыхнувшие от воспоминаний.
Да, осталась в душе, в самом затаенном уголке сердца память о той нашей речке, которую пронесли через жизнь и бывают, наступают минуты, когда вспоминаешь друзей, детство милое беззаботное и нашу незабываемую реку, к которой мы неслись стремглав.
Я в принципе и остановитья не могу на какой-то конкретно! Все пруды, озера, водохранилища и реки Харьковской области!
Отец был "заядлый" рыбак, вот и таскал везде меня с собой! Могу только сказать где что можно поймать, даже "красного китайского карася-золотую рыбку". Помню где раков было много, где судака ловил(Змиевская ГРЭС), где сома(Купянск-Оскол). Каждый водоем по своему хорош! Но больше всго запомнился Бритай (под Лозовой). Уехал туда сам, без спроса, на целый день и никому не сказал! Ох и долго ж... болела!
