День дефицита
ДЕНЬ ДЕФИЦИТА
Помню, приехали мы как-то с женой отдыхать дикарями в посёлок Дивноморское, что рядом с Геленджиком, и первую ночь вынуждены были спать в машине. Потому что датой приезда было 2-е августа, потому что из года в год 2-го августа отдыхающих приезжает больше, чем в любой другой день, потому что все берут отпуск с 1-го августа, потому что в августе самая тёплая вода и полно фруктов, потому что отпуск отдыхающих, обременённых детьми, заканчивается до 1-го сентября, потому что все умные...
2-го августа резко возникает дефицит с гостиничными номерами и жильём в частном секторе. На несколько дней раньше или позже дефицита ещё или уже нет.
Я это к чему, а к тому, что ровно на пять месяцев позже из года в год 2 января в Москве и Подмосковье резко возникает ещё один дефицит - дефицит мотыля. Если ты не успел запастись мотылём до Нового года, то сразу после его празднования купить мотыля весьма проблематично. Причины этого, я надеюсь, понятны всем рыболовам, так как уверен, что все они такие же умные, как и черноморские отдыхающие.
... Перед самым Новым годом, при подготовке к выезду на рыбалку 2-го января, моему закадычному другу Зорину было поручено купить крупного и кормового мелкого мотыля из расчёта на троих. Третьим в нашей компании был мой товарищ по работе - Серёга Худолей. Несмотря на возраст, он пристрастился к зимней рыбалке только под конец прошлой зимы. Худолей очень легко и гармонично вписался в наш коллектив. Зимняя рыбалка ему, уроженцу одной из южных областей Советского Союза, понравилась с первого раза. Он нам во всём подражал, был обучаем, производил благоприятное впечатление человека, который легко поддаётся на уговоры. Кроме всего прочего, его фамилия здорово рифмовалась с ещё одним неизменным атрибутом зимнего рыболова. Звучало это так: "Худолей-Худолей, ну-ка рюмочку налей!"
... Итак, 2-го января рано утром я обнимался с Зориным у машины Худолея. Мы поздравляли друг друга с наступившим Новым годом. Тёплые слова в адрес Зорина застряли у меня в гортани резко и сразу после того, как тот произнёс: "Мотыля, к сожалению, я так и не купил..."
- Зорин, ты дурак?- спросил я и застонал, уткнувшись лбом в плечо ещё ничего не понимающего Худолея.
- Ы-ы-ы...
- Зорин! Ты идиот! Ты законченный осёл. Только не подумай, что я хочу тебя обидеть. Но я день и ночь тревожусь о твоём здоровье. Я только что говорил себе: "Интересно, как там Зорин. Надеюсь, здоров. Ни головокружений, ни потливости, ни икоты или тошноты". Я так обрадовался, увидев, что ты цветёшь. У меня камень с души свалился. И что я слышу? Я слышу бред нездорового человека. Что случилось, Зорин? Может, тебе ампутировали часть мозга, а я об этом ничего не знаю? Зорин?...
Два глубоко огорчённых глаза глядели на меня сквозь линзы очков.
- Ну ты эта... Ты это не очень-то тут, - с укором произнёс он.- Когда-то я спас тебе жизнь.
- Когда это?
- Разве нет? Значит, кому-то другому. Но всё равно, мы вместе росли, и всё такое.
- Зорин! Почему ты не сказал мне про мотыля заранее. Ведь даже вчера можно было бы что-то предпринять.
- Я просто не захотел тебе портить праздничное настроение. Я объездил и обзвонил все магазины. Всё без толку, - ответил он.
- Прости, друг,- сказал я, и мы обнялись с ним на глазах у Худолея, восхищённого нашими высокими отношениями.
... Было решено попробовать купить мотыля по дороге на Истринское водохранилище.
Рыболовный магазин на трассе, у которого мы остановились, хоть и назывался "От рассвета до заката", открылся задолго до рассвета. Всех желающих купить мотыля магазин не вмещал и очередь человек в двадцать, стоявшая на улице, истерично обсуждала, хватит ли этого дефицита на всех. Провинившегося Зорина мы пристроили к потенциальным покупателям, а сами встали рядышком, с интересом наблюдая за происходящим. Нормальное социалистическое предложение Зорина, пробившегося из конца очереди к прилавку, продавать в одни руки только по 20 граммов крупного и по 200 – мелкого, не произвело на молодого капиталистического продавца никакого впечатления. Когда перед Зориным оставалось человек пять, продавец вынес последнюю упаковку мелкого кормового. Наши нервы натянулись до предела.
В это время к очереди подошёл очередной рыболов и задал с серьёзным видом удивительный для места и времени вопрос: "За чем очередь?"
- За лодочными моторами,- сказал я саркастически.
Мужик медленно повернул голову в мою сторону. Я почувствовал на себе взгляд, прошивший меня навылет, точно пуля. Ну, вы знаете - такой холодный, враждебный и осуждающий взгляд, который заставляет проверить, не расстёгнута ли у вас молния на брюках. К этому недружелюбцу присоединился его приятель, скорее всего так же измученный поиском дефицита, и тоже уставился на меня. Он отличался тем, что один его глаз косил, а второй - зловеще поблёскивал. Мне вспомнились советские времена, когда за неудачное словцо в очереди за водкой или колбасой можно было получить по морде.
- За мотылём, за мотылём, - погасил я взрывоопасную ситуацию.
Этим бедолагам мелкого мотыля не досталось, потому что последние 150 граммов достались Зорину.
- Значит так, 150 делим на три, получаем по 50 граммов мелкого мотыля на рыло,- подытожил полурадостный Зорин, ещё со школы питавший склонность к математике, - с крупным проблем нет.
... При дефиците прикормки главное - не промахнуться с выбором места лова.
Мы долго сверлили лунки и измеряли глубины в поисках оптимального варианта. Наконец три идеальные, на наш взгляд, точки лова в радиусе десяти метров были найдены.
Пока мы с Зориным прикармливали свои лунки, обильно добавляя в кормушки к щепоткам кормового мотыля сухую прикормку, Худолей занимался установкой палатки, которую купил себе в подарок на Новый год.
Палатка была хороша. Худолею обмывать её было нельзя, а мы с Зориным её обмыли. Потом мы поставили свои обветшавшие шалаши и уселись в них в ожидании рыбацкого счастья.
Я сидел в своей палатке в глубоком удовлетворении. Я уже пропустил два стаканчика, и они возымели свой обычный эффект, утвердив мысль, что я живу в лучшем из возможных миров. Вдруг в этот мир со стороны палатки Худолея донёсся звук, похожий на тот, который издаёт поперхнувшаяся рыбной костью кошка.
Оказалось, что Худолей за лето растерял все свои непрочные рыбацкие навыки и утопил кормушку с последней горсткой кормового мотыля. Всё бы ничего, но мой опыт говорил, что рыба из лунки с оборванной кормушкой клевать не будет. В соседних - может быть, и то не сразу. Надо было либо менять место, либо вылавливать кормушку. На новое место прикормки не осталось, поэтому нужно было как-то зацепить и вытащить кормушку. Я дал Худолею удочку с зимней блёсенкой с тройником и он занялся этим, на мой взгляд, безнадёжным делом. Как уж он там водил и играл этой блесной, не знаю, только минут через десять вместо кормушки Худолей вытащил килограммового судака, о чём тут же узнал весь водоём.
Рыболов, специализировавшийся на подлёдном блеснении, проходящий мимо выскочившего из палатки с судаком в руках Худолея, так резко затормозил, как если бы, подобно Лотовой жене, обратился в соляной столб. Живыми оставались только глаза. Они с нескрываемым восторгом смотрели на судака, явно показывая, что в жизнь их обладателя вошло нечто новое и прекрасное в виде надежды. Не сходя с места, он тут же забурился, и пока мы с Зориным ликовали, обмывая Худолеевского судака, при нас вытащил из лунки такого же.
Вскоре вокруг наших палаток сидело человек пять пиратов, на халяву использовавших разведданные, добытые Худолеем. Самое интересное, один из них тоже поймал судака. Зорин, поддавшись инстинкту толпы, побежал в свою палатку, и, вытащив из лунок все свои худосочные снасти, принялся блеснить. Я, как благородный человек, сидел рядом с Худолеем и с видом беспристрастного арбитра наблюдал, как тот моей снастью пытается поймать очередную рыбину.
Через полчаса эта феерия в районе наших палаток закончилась ничем и начала смещаться всё дальше и дальше, уводя с собой Худолея, который плевать хотел на кормушку, палатку, прикормку и нас с Зориным, вместе взятых.
Блеснители ушли, зато на их место пришли жерличники. Они поставили свои снасти со взведенными сигнальными флажками практически на все свежие лунки вокруг нас.
Ну а мы с Зориным в течение часа успешно ловили подлещика. Потом клёв начал затухать. И надо бы было подбросить кормового мотыля для его удержания, но мотыля не было.
Я подбросил в лунки сухого корма. Изредка начала поклёвывать мелкая плотвичка. Ловить её было неинтересно. У Зорина, по-видимому, дела обстояли ещё хуже. Когда Зоринская палатка огласила окрестности храпом, напоминающим звук пилы с далёкой лесозаготовки, я отправился ближе к берегу за окунем. Но и там особого успеха не добился. Пора было сворачиваться.
...Уже вечерело, когда вернулся Худолей. Историк, увидев его широко расправленные плечи и сверкающие гордостью глаза, непременно вспомнил бы вхождение Александра Невского в Великий Новгород после удачного Ледового побоища. Он вывалил к нашим ногам трёх приличных горбатых окуней и спросил, не хочет ли кто-нибудь из нас купить его новую палатку. Мы с интересом на него посмотрели.
- Вы ничего не понимаете в настоящей рыбалке, - сказал Худолей голосом начальника, делающего нагоняй нерадивым подчинённым, - учитесь у меня. Отныне я занимаюсь только блеснением и палатка мне не нужна.
Он развернулся в сторону основной массы рыболовов и заорал: "Продаю палатку!!!"
Мы с Зориным повисли на его плечах.
- Молчи, несчастный, - прошипел я, - когда лёд будет под метр, а температура под тридцать, после пары-тройки пустых походов по бескрайним ледовым просторам ты юркнешь в эту палатку с проворством суслика, убегающего в родную норку от налетевшего коршуна. Ты думаешь, мы с Зориным этой блеснительной эйфорией не переболели?
После этого внушения комсомольский задор Худолея несколько остыл.
Когда он сматывал ненужную, на его взгляд, палатку, рядом сработала жерлица, загорелся флажок, пошла размотка.
- Горит!!! – крикнул Зорин.
Прибежал хозяин жерлицы. Постоял, подождал, дёрнул и вместо рыбы вытащил Худолеевскую кормушку.
Помню, приехали мы как-то с женой отдыхать дикарями в посёлок Дивноморское, что рядом с Геленджиком, и первую ночь вынуждены были спать в машине. Потому что датой приезда было 2-е августа, потому что из года в год 2-го августа отдыхающих приезжает больше, чем в любой другой день, потому что все берут отпуск с 1-го августа, потому что в августе самая тёплая вода и полно фруктов, потому что отпуск отдыхающих, обременённых детьми, заканчивается до 1-го сентября, потому что все умные...
2-го августа резко возникает дефицит с гостиничными номерами и жильём в частном секторе. На несколько дней раньше или позже дефицита ещё или уже нет.
Я это к чему, а к тому, что ровно на пять месяцев позже из года в год 2 января в Москве и Подмосковье резко возникает ещё один дефицит - дефицит мотыля. Если ты не успел запастись мотылём до Нового года, то сразу после его празднования купить мотыля весьма проблематично. Причины этого, я надеюсь, понятны всем рыболовам, так как уверен, что все они такие же умные, как и черноморские отдыхающие.
... Перед самым Новым годом, при подготовке к выезду на рыбалку 2-го января, моему закадычному другу Зорину было поручено купить крупного и кормового мелкого мотыля из расчёта на троих. Третьим в нашей компании был мой товарищ по работе - Серёга Худолей. Несмотря на возраст, он пристрастился к зимней рыбалке только под конец прошлой зимы. Худолей очень легко и гармонично вписался в наш коллектив. Зимняя рыбалка ему, уроженцу одной из южных областей Советского Союза, понравилась с первого раза. Он нам во всём подражал, был обучаем, производил благоприятное впечатление человека, который легко поддаётся на уговоры. Кроме всего прочего, его фамилия здорово рифмовалась с ещё одним неизменным атрибутом зимнего рыболова. Звучало это так: "Худолей-Худолей, ну-ка рюмочку налей!"
... Итак, 2-го января рано утром я обнимался с Зориным у машины Худолея. Мы поздравляли друг друга с наступившим Новым годом. Тёплые слова в адрес Зорина застряли у меня в гортани резко и сразу после того, как тот произнёс: "Мотыля, к сожалению, я так и не купил..."
- Зорин, ты дурак?- спросил я и застонал, уткнувшись лбом в плечо ещё ничего не понимающего Худолея.
- Ы-ы-ы...
- Зорин! Ты идиот! Ты законченный осёл. Только не подумай, что я хочу тебя обидеть. Но я день и ночь тревожусь о твоём здоровье. Я только что говорил себе: "Интересно, как там Зорин. Надеюсь, здоров. Ни головокружений, ни потливости, ни икоты или тошноты". Я так обрадовался, увидев, что ты цветёшь. У меня камень с души свалился. И что я слышу? Я слышу бред нездорового человека. Что случилось, Зорин? Может, тебе ампутировали часть мозга, а я об этом ничего не знаю? Зорин?...
Два глубоко огорчённых глаза глядели на меня сквозь линзы очков.
- Ну ты эта... Ты это не очень-то тут, - с укором произнёс он.- Когда-то я спас тебе жизнь.
- Когда это?
- Разве нет? Значит, кому-то другому. Но всё равно, мы вместе росли, и всё такое.
- Зорин! Почему ты не сказал мне про мотыля заранее. Ведь даже вчера можно было бы что-то предпринять.
- Я просто не захотел тебе портить праздничное настроение. Я объездил и обзвонил все магазины. Всё без толку, - ответил он.
- Прости, друг,- сказал я, и мы обнялись с ним на глазах у Худолея, восхищённого нашими высокими отношениями.
... Было решено попробовать купить мотыля по дороге на Истринское водохранилище.
Рыболовный магазин на трассе, у которого мы остановились, хоть и назывался "От рассвета до заката", открылся задолго до рассвета. Всех желающих купить мотыля магазин не вмещал и очередь человек в двадцать, стоявшая на улице, истерично обсуждала, хватит ли этого дефицита на всех. Провинившегося Зорина мы пристроили к потенциальным покупателям, а сами встали рядышком, с интересом наблюдая за происходящим. Нормальное социалистическое предложение Зорина, пробившегося из конца очереди к прилавку, продавать в одни руки только по 20 граммов крупного и по 200 – мелкого, не произвело на молодого капиталистического продавца никакого впечатления. Когда перед Зориным оставалось человек пять, продавец вынес последнюю упаковку мелкого кормового. Наши нервы натянулись до предела.
В это время к очереди подошёл очередной рыболов и задал с серьёзным видом удивительный для места и времени вопрос: "За чем очередь?"
- За лодочными моторами,- сказал я саркастически.
Мужик медленно повернул голову в мою сторону. Я почувствовал на себе взгляд, прошивший меня навылет, точно пуля. Ну, вы знаете - такой холодный, враждебный и осуждающий взгляд, который заставляет проверить, не расстёгнута ли у вас молния на брюках. К этому недружелюбцу присоединился его приятель, скорее всего так же измученный поиском дефицита, и тоже уставился на меня. Он отличался тем, что один его глаз косил, а второй - зловеще поблёскивал. Мне вспомнились советские времена, когда за неудачное словцо в очереди за водкой или колбасой можно было получить по морде.
- За мотылём, за мотылём, - погасил я взрывоопасную ситуацию.
Этим бедолагам мелкого мотыля не досталось, потому что последние 150 граммов достались Зорину.
- Значит так, 150 делим на три, получаем по 50 граммов мелкого мотыля на рыло,- подытожил полурадостный Зорин, ещё со школы питавший склонность к математике, - с крупным проблем нет.
... При дефиците прикормки главное - не промахнуться с выбором места лова.
Мы долго сверлили лунки и измеряли глубины в поисках оптимального варианта. Наконец три идеальные, на наш взгляд, точки лова в радиусе десяти метров были найдены.
Пока мы с Зориным прикармливали свои лунки, обильно добавляя в кормушки к щепоткам кормового мотыля сухую прикормку, Худолей занимался установкой палатки, которую купил себе в подарок на Новый год.
Палатка была хороша. Худолею обмывать её было нельзя, а мы с Зориным её обмыли. Потом мы поставили свои обветшавшие шалаши и уселись в них в ожидании рыбацкого счастья.
Я сидел в своей палатке в глубоком удовлетворении. Я уже пропустил два стаканчика, и они возымели свой обычный эффект, утвердив мысль, что я живу в лучшем из возможных миров. Вдруг в этот мир со стороны палатки Худолея донёсся звук, похожий на тот, который издаёт поперхнувшаяся рыбной костью кошка.
Оказалось, что Худолей за лето растерял все свои непрочные рыбацкие навыки и утопил кормушку с последней горсткой кормового мотыля. Всё бы ничего, но мой опыт говорил, что рыба из лунки с оборванной кормушкой клевать не будет. В соседних - может быть, и то не сразу. Надо было либо менять место, либо вылавливать кормушку. На новое место прикормки не осталось, поэтому нужно было как-то зацепить и вытащить кормушку. Я дал Худолею удочку с зимней блёсенкой с тройником и он занялся этим, на мой взгляд, безнадёжным делом. Как уж он там водил и играл этой блесной, не знаю, только минут через десять вместо кормушки Худолей вытащил килограммового судака, о чём тут же узнал весь водоём.
Рыболов, специализировавшийся на подлёдном блеснении, проходящий мимо выскочившего из палатки с судаком в руках Худолея, так резко затормозил, как если бы, подобно Лотовой жене, обратился в соляной столб. Живыми оставались только глаза. Они с нескрываемым восторгом смотрели на судака, явно показывая, что в жизнь их обладателя вошло нечто новое и прекрасное в виде надежды. Не сходя с места, он тут же забурился, и пока мы с Зориным ликовали, обмывая Худолеевского судака, при нас вытащил из лунки такого же.
Вскоре вокруг наших палаток сидело человек пять пиратов, на халяву использовавших разведданные, добытые Худолеем. Самое интересное, один из них тоже поймал судака. Зорин, поддавшись инстинкту толпы, побежал в свою палатку, и, вытащив из лунок все свои худосочные снасти, принялся блеснить. Я, как благородный человек, сидел рядом с Худолеем и с видом беспристрастного арбитра наблюдал, как тот моей снастью пытается поймать очередную рыбину.
Через полчаса эта феерия в районе наших палаток закончилась ничем и начала смещаться всё дальше и дальше, уводя с собой Худолея, который плевать хотел на кормушку, палатку, прикормку и нас с Зориным, вместе взятых.
Блеснители ушли, зато на их место пришли жерличники. Они поставили свои снасти со взведенными сигнальными флажками практически на все свежие лунки вокруг нас.
Ну а мы с Зориным в течение часа успешно ловили подлещика. Потом клёв начал затухать. И надо бы было подбросить кормового мотыля для его удержания, но мотыля не было.
Я подбросил в лунки сухого корма. Изредка начала поклёвывать мелкая плотвичка. Ловить её было неинтересно. У Зорина, по-видимому, дела обстояли ещё хуже. Когда Зоринская палатка огласила окрестности храпом, напоминающим звук пилы с далёкой лесозаготовки, я отправился ближе к берегу за окунем. Но и там особого успеха не добился. Пора было сворачиваться.
...Уже вечерело, когда вернулся Худолей. Историк, увидев его широко расправленные плечи и сверкающие гордостью глаза, непременно вспомнил бы вхождение Александра Невского в Великий Новгород после удачного Ледового побоища. Он вывалил к нашим ногам трёх приличных горбатых окуней и спросил, не хочет ли кто-нибудь из нас купить его новую палатку. Мы с интересом на него посмотрели.
- Вы ничего не понимаете в настоящей рыбалке, - сказал Худолей голосом начальника, делающего нагоняй нерадивым подчинённым, - учитесь у меня. Отныне я занимаюсь только блеснением и палатка мне не нужна.
Он развернулся в сторону основной массы рыболовов и заорал: "Продаю палатку!!!"
Мы с Зориным повисли на его плечах.
- Молчи, несчастный, - прошипел я, - когда лёд будет под метр, а температура под тридцать, после пары-тройки пустых походов по бескрайним ледовым просторам ты юркнешь в эту палатку с проворством суслика, убегающего в родную норку от налетевшего коршуна. Ты думаешь, мы с Зориным этой блеснительной эйфорией не переболели?
После этого внушения комсомольский задор Худолея несколько остыл.
Когда он сматывал ненужную, на его взгляд, палатку, рядом сработала жерлица, загорелся флажок, пошла размотка.
- Горит!!! – крикнул Зорин.
Прибежал хозяин жерлицы. Постоял, подождал, дёрнул и вместо рыбы вытащил Худолеевскую кормушку.