198...э-э-э, ну да ладно
! В общем, пробили наши мужики один водоемчик. Добираться - просто атас! Но и уехать
, кстате, тоже весьма проблематично. С последней электричкой до конечной, два с половиной часа полудремы на вокзале и на первый автобус (4.05), в который еще надо было постараться влезть, и доехать тоже почти до конца.... НО! щуки, за коей ездили там было.... Бригада из пяти чел, каждый с "резинкой" за спиной, с рюкзаком на груди и удилками в руках... Помню, как-то впихнули-внесли меня в салон, и - о ужос! - не чувствую веса на плечах от лодки, а голову повернуть и глянуть - не реально. Через три-четыре остановки вес таки сам появился - бабуленька, которую впихнули в свободное пространство, промеж лодкой и полом автобуса, пошла пробиваться на выход. Как бы то ни было, все эти неудобства полностью нам компенсировал благодатный и богатый (тогда) рыбой водоем. Это был некий "гибрид" их двух плотин. Первую, мельничную, строили, поди, египетские рабы, поскольку на правом заросшем вековыми деревьями, проглядывал разрушенный господский дворец фараона, а нижнюю, километра в полутора от левитановского омута, возводили очевидно, для розжига очередной лампочки вождя пролетариата. Это, поверьте, было серьезное сооружение - не Днепрогэс, конечно, но тоже, вполне серьезно. Мельничную плотину разобрали - от нее остались только фрагменты дамбы, и подняли воду. А поскольку генераторы запускали к то ли ко дню рождения Миклухо-Маклая, то ли к юбилею пуска паровоза братьев Черепановых, то дубово-еловый лес, стоящий в пойме, не успели вырубить. Используя привычную ноне терминологию, жабовник получился просто классный. Сетями аборигены могли ловить только у новой плотины, где их гоняла охрана или заезжий инспектор рыбвода, или на обширном поливе, который к июлю становился бесперспективным, поскольку зарастал обильной водной растительностью. В общем, рыбе в новом водоеме очень нравилось - свежей воды, убежищ и корма хватало всем с избытком. Нет, местные конечно ловили - на березовый дрын, леску в миллиметр, гайку, крюк - и, макая промеж стволов карасика грамм на сто, с напругой, на одном дыхании, выдирали из подводных дебрей пяти-десятикилограммовых щук. А зимой, на мельничном омуте драли сковородошных окуней и черную матерую плотву.... бла-бла-бла... Идем к главному. Понятно, что опустить блесну ниже полуметра в таком ломовом коряжнике было равнозначно тому, чтобы просто, не привязывая оную, выкинуть ее за борт лодки. Так, что ловили байкалами-лирами-ложками-спортсменками, только поверху. Чаще брали недомерки до кила, но случались и достойные поклевки - на вываживании компромиссов не допускали - фрикцион зажат, а там, кто кого... Да, еще что. Стволы мореных дубов стояли весьма плотно, поэтому нередко на забросе блесны перелетали через их ветви, и оставленные там многими поколениями рыболовов, представляли собой весьма примечательное собрание экземпляров эволюции разнообразных приманок. А техника снятия своей блесны, которой меня тогда обучили, оказалась хотя довольно простой и эффективной, но и опасной. Приманку, если леска не закрутилась вокруг сучка, надо было подтянуть к ветви где-то на метр, раскачать ее, а в момент, когда она находилась в дальней точке амплитуды, резко дернуть спиннингом на себя. В 95% блесна слетала с ветки и пулей летела к своему владельцу. Вот здесь надо было от нее увернуться
.
В тот раз все шло, как обычно. Приехали, надулись-собрались, вышли на воду. Разбрелись по любимым местам. Половили, пообедали, приняли по 20 капель, покурили-потрепались-расплылись. Обычная, тривиальная рыбалка. Солнышко приближалось к верхушкам деревьев, и уже было слышно, как недалеко, на горке притормозил рейсовый автобус. Времени до него час - догрести до мостков, просушиться, собраться и неспешно дотопать до остановки. Все приплыли, не было только Матроса, но вот показался и он. На лице явно читалась досада. Подплывая, к мостку он громко матюкался - садок, глубоко опущенный в воду, зацепился там за что-то, а при попытке его освобождения, разорвался и вся рыба ушла к Дедушке. Когда до пристани оставалось метра два-три, кто-то из наших сказал - глянь - у свайки щучка стоит - одну тебе Хозяин наверное, вернет! Матрос взял спиннинг. Блесна легла в полутора метрах от сваи. Рыбу, стоящую в полутени было очень хорошо видно. Блесна прошла рядом со сваей. Щука не шевельнулась. Вторая проводка. Смена блесны. Еще заброс - щука неподвижна. Еще, еще и еще... - Хватит, чужая она! Вылезай, время! В отчаянии последний бросок - хватка! На одном движении Матрос переваливает рыбу через борт...Баллон лодки неожиданно теряет форму - в вечерней тишине прекрасно слышно, как с громким выдохом из него уходит жизнь. Рыболов, сделав последние два гребка, успел выскочить на пристань. Дружно вытащили лодку, из нее щуку со спиннингом и нехитрый, наполовину собранный скарб Матроса. Баллон оказался распоротым, чем-то похожим на бритву. - Блесной, сказали все. Какой блесной, шумел Матрос - вон она, вся в пасти, да и морда щучья прошла НАД бортом. Оглядели щуку - на ее боку темнел какой-то сине-коричневый нарост их которого выглядывало ржавое жало крючка...
На автобус мы конечно...успели. А Матрос потом рассказал,
что под этим наростом оказался полусгнивший тройник с клеймом: "отковано ковалями Оружейной палаты по Высочайшему повелению..."