Маршруты стали рассказами
Два старых человека
Судьба свела меня с этими людьми во время июльского сплава по Кизиру. Под мелким моросящим дождем я подходил к Третьему порогу. Было очень холодно, но я знал, что где-то недалеко есть избушка.
Там я и встретил его – моего первого старого человека. Они сидел на потертом рюкзаке и ждал… попутку. Да, проходящую в верховья лодку, которая могла бы взять его с собой. Таким образом он добирался от самого Журавлево…
Но байда с туристами, которых забрасывали наверх, взять старика не могла – слишком высокой была вода. И мы пошли к избушке, где я, весь продрогший, прилег на топчан и закутался в одеяло. А старик, тем временем разогрел уху и вскипятил чайник…
Оказалось, что он приезжает на Кизир чуть ли не каждое лето из-под Анапы. Давным-давно его родителей сослали в Курагинский район как «вредителей». Так и оказался в суровом сибирском краю мальчишка, который сызмальства привык к морскому простору. Теперь же перед ним расстилалось другое море – тайги…
В Курагинском районе кончилось его детство, здесь же он выучился, пошел работать. И здесь же пришла к нему любовь к этим краям. Настолько сильная, что зовет его сюда снова и снова – через тысячи километров…
На пенсию особо не разгуляешься – вот почему он просто покупал билет до Журавлево, а уж тут ждал попутную лодку. Его многие знали, и часто брали с собой. Кто до Первого порога добросит, кто – подальше. Когда я его встретил, ему шел 72 год…
На Первом пороге ко мне в лодку сел второй старый человек. Он был тяжелым от выпивки, и я уже чуть было не стал его презирать – как можно так напиваться на реке… Но тут справа мелькнула обширная поляна, и мой попутчик отчаянно закричал:
– Командир! Эй, командир! Тормозни, слышь! Родина тут моя!
Лодка вильнула к берегу и старик, споткнувшись, вышел на берег. Я опаздывал на вечерний поезд, но что-то заставило меня промолчать.
- Дьячково – бормотал старик, пошатываясь и обводя окрестности руками. – Вот здесь на пригорке дом наш стоял. А по этой тропке мы пацанами к лодкам бегали. А огороды вон там были…
Перед нами расстилалась заросшая высокотравьем поляна. Мы с лодочником молчали, а старик стирал загрубевшей рукой с лица слезы. Ветер колыхал стебли белоголовника там, где когда-то стояла деревня…
И снова лодка билась днишем о волны. А старик все думал о чем-то своем, порой машинально шаря в кармане, где была фляжка. Да только не помнил, что сам же переложил ее в другое место – и рука замирала, а потом безвольно падала вниз…
Веревочка
Покупая лодку, я спросил у продавца:
– А вот эта веревка вдоль бортов зачем?
– Ну, как… Лодку на берег вытащить. Или чтобы схватиться за нее, если за бортом окажетесь. Мало ли…
Прошел год. Все это время я пил не переставая. Понемногу, конечно, но мне хватало. Каждый день – по нескольку бутылок пива. Одно убивало – глаза родителей. Тогда я потихоньку уходил из дома, шел в ларек и там затаривался по полной…
Однажды оказался открытым только самый дальний магазин – возле заброшенной церкви. Ее построили давным-давно, и очень ладно встала она на пригорке посреди села. В советское время, церковь, конечно, закрыли. Попытались и кресты сдернуть – да не смогли. Так и осталась она стоять – сначала под склад приспособили, потом под завод – а потом и вовсе забросили. Облезла штукатурка, погасли золоченные кресты, а внутри стал бродить скот…
Заходя под треснувшие своды, я видел высоко под куполом потемневшие лики святых. Церковь хранила прохладу, грусть и тишину. Порой ее нарушали вспархивавшие голуби, да забредавшие коровы. Их я гнал нещадно – не мог видеть навозные лепешки, жирно блестевшие тут и там…
В тот день мне тоже захотелось зайти в церковь – но я ведь выпивший… Как вдруг в душе шевельнулось давнее желание. Я всегда хотел перекрыть входы в церковь – чтобы там хотя бы скот не бродил. Но останавливала всегдашняя робость перед людским мнением. Начнут еще пальцем у виска крутить…
В общем, я вновь зашел в магазин и купил моток прочной веревки. Правда, к церкви все равно подошел крадучись. Дождался, пока стемнело, и быстро перевязал веревками все входы. Теперь скотине сюда было не пройти. Конечно, какой-нибудь пацаненок мог резануть веревки ножом, но… Я сделал хоть что-то, чтобы защитить мою печальную церковь. А то совсем душа была не на месте…
Спустя же две недели я ехал сплавляться на таежную реку. Ехал в одиночку, сердце жгла обида на близкого человека. Поэтому пиво лилось рекой, а затем у шофера нашлась и бутылочка водки. Стало совсем весело и легко, мир посветлел, потом стал ярко сиять и вскоре я уже ничего не различал в этом сиянии...
Мир стал обрывком киноленты. Вот вроде бы я накачиваю лодку. Вот скрипит галька под днищем – я отталкиваюсь от берега. Меня качает на волнах, а кругом – ночь. И в следующий миг я чувствую, как вместе с рюкзаком валюсь в воду…
Моя рука сама скользнула вдоль борта и слилась с тонкой веревочкой. Прижавшись к лодке, я бешено молотил ногами, пока не ударился спиной о корягу. Внутренне воя от ужаса, весь дрожа, я тащил лодку на берег. Кругом была тьма, надо мной мрачнела тайга – но я был жив…
Короткая летняя ночь не дала мне замерзнуть. Без весла, без еды, имея лишь зажигалку в пакете, я сплавлялся два дня в полном одиночестве. Оголодал, замерз и, когда впереди наконец-то показалась деревня, торопливо выскочил на берег – возле магазина. «Пива!» - привычно кричало сознание – «Все позади, нужно расслабиться!». Я сделал шаг к ларьку… и остановился. В тот момент я совершенно отчетливо понял – у меня есть только два пути. Один к ларьку, а дальше – в могилу. Неважно, через месяц ли я помру, или через год – но я помру однозначно.
А второй путь – на автобусную остановку и домой. К родным. К жизни.
С тех пор я не пью вот уже много лет. А церковь… Церковь восстановили. Ее теперь далеко видно с дороги – уж очень ладно встала она посреди села…
Здравствуй, река
Однажды летом мы с маленькой дочкой отправились на Ману. Я давно хотел сплавиться по реке вместе, да все возможности не было.
Накачивая лодку, я попросил дочку собрать мусор вокруг.
– А почему, папа? – удивилась дочь. – Это же не мы набросали…
– Понимаешь… – я замешкался, подбирая слова. – Реки – они как живые. Люди мусорят, бросают в них бутылки, пакеты… И речкам плохо от этого. А я их люблю и хочу… помочь.
Дочка послушно собрала валявшийся мусор, мы затолкали его в пакет и отправились в путь. Стоял солнечный, жаркий день. Мана плавно несла нас мимо тайги, а лицо слепило от солнечных зайчиков, прыгавших по волнам…
Через час мы разбили стоянку. И пока жарились сосиски, я схватил дочку в охапку и побежал к воде. Визжа и хохоча, она пыталась отбиться от меня, но я начал подбрасывать ее верх и ловить уже в самых волнах. Мана мягко принимала дочку в свои объятья, растворяя восторженный ужас падения.
– Смотри, как речка тебя любит! – крикнул я дочери. – Не бойся!
– Речка перестань! Речка перестань! – кричала, хохоча, дочка и снова просилась в небо…
А спустя год я впервые сплавился по Кизиру. К тому времени за моей спиной было немало рек – но Кизир покорил меня сразу и навсегда. Его мощь и скорость чувствовались даже без порогов – он как пушинку качал лодку на больших и плавных волнах…
Сойдя на берег и упаковав рюкзак, я не смог просто взять и уйти. Подойдя к реке, я протянул руку, чтобы попрощаться – и Кизир вдруг ласково и сильно толкнулся мне в ладонь, словно большой пес. С тех пор я всегда незаметно махал ему рукой из окна, проезжая на поезде. Я мысленно шептал: «Привет! Уже скоро лето – я снова приеду на сплав…»
Вода в тот год оказалась очень высокой. Кизир несся вниз стремительно и страшно. В одной из шивер меня перевернуло. Первый раз в жизни я рискнул сплавляться без спасжилета – и вот…
Поток отшвырнул мою лодку как щепку, одежда намокла и потянула ко дну. Я ощутил, что эту мощь мне не победить. Ужас и тоска захлестнули душу. Я греб из последних сил, а волны скрывали меня с головой.
Но… поток почему-то не опускал меня на дно. Выныривая, я видел, что приближаюсь к катамарану, где ребята бешено гребут мне навстречу. «Неужели?» - мелькнула мысль, и через пять секунд я мертвой хваткой вцепился в раму…
Вечером, когда поезд тронулся от станции, я присел к окну, помахал реке кончиками пальцев и беззвучно сказал: «Спасибо, Кизир. До свиданья. Я приеду к тебе следующим летом…»
Река вильнула, исчезая средь гор – будто пес на прощанье хвостом…
Шторм
Когда мне было 12 лет, мы поехали с отцом к родственникам в Астрахань. Помню, что Волга тогда поразила меня своим размахом. А уж когда двоюродный брат предложил покататься на моторке…
В общем, вокруг меня раскинулся космос. Где-то на горизонте таяли контуры кораблей, кругом носились катера, а волны мягко и мощно качали нашу лодку посреди теплой безбрежности…
Вовка уже тогда был алкоголиком. Но я, пацан, об этом не догадывался. Ну, подумаешь, бутылка красного вина! Что это такое для мужика!
Незаметно стало смеркаться, а волны кругом как-то нехорошо окрепли и зашумели. Вовка неожиданно трезво вгляделся в горизонт и нагнулся над мотором. Тот взревел, лодка описала длинную дугу… и все стихло.
– Ах ты ёбт… – выругался Вовка, срывая с мотора кожух.
Небо заволокло низкими тучами. Лодку уже подбрасывало на волнах и порой в лицо сыпало холодными брызгами. Мотор все не заводился. Наконец Вовка крикнул:
– Иди сюда! Вот тебе бак – держи его в руках! Нужно, чтобы бензин самотеком шел в мотор, понял?
Я кивнул головой, и мы понеслись вперед. Хотя, «понеслись» – слишком громко сказано. Лодка буквально пробивалась сквозь хлеставшие навстречу волны – это и создавало ощущение полета. А на самом деле моторка едва ползла вдоль берега...
Уже совсем стемнело, когда мы медленно подошли к причалу. На берегу стопились все родственники. Они молча вытягивали шеи, выглядывая – не их ли лодка приближается к берегу? Я очень хорошо различал на фоне темных кустов лицо отца. Теперь я понимаю почему – оно было совершенно белое…
Все мои рассказы можно прочитать на моем сайте, посвященном Кизиру:http://kizirist.narod.ru/ogl.html
Судьба свела меня с этими людьми во время июльского сплава по Кизиру. Под мелким моросящим дождем я подходил к Третьему порогу. Было очень холодно, но я знал, что где-то недалеко есть избушка.
Там я и встретил его – моего первого старого человека. Они сидел на потертом рюкзаке и ждал… попутку. Да, проходящую в верховья лодку, которая могла бы взять его с собой. Таким образом он добирался от самого Журавлево…
Но байда с туристами, которых забрасывали наверх, взять старика не могла – слишком высокой была вода. И мы пошли к избушке, где я, весь продрогший, прилег на топчан и закутался в одеяло. А старик, тем временем разогрел уху и вскипятил чайник…
Оказалось, что он приезжает на Кизир чуть ли не каждое лето из-под Анапы. Давным-давно его родителей сослали в Курагинский район как «вредителей». Так и оказался в суровом сибирском краю мальчишка, который сызмальства привык к морскому простору. Теперь же перед ним расстилалось другое море – тайги…
В Курагинском районе кончилось его детство, здесь же он выучился, пошел работать. И здесь же пришла к нему любовь к этим краям. Настолько сильная, что зовет его сюда снова и снова – через тысячи километров…
На пенсию особо не разгуляешься – вот почему он просто покупал билет до Журавлево, а уж тут ждал попутную лодку. Его многие знали, и часто брали с собой. Кто до Первого порога добросит, кто – подальше. Когда я его встретил, ему шел 72 год…
На Первом пороге ко мне в лодку сел второй старый человек. Он был тяжелым от выпивки, и я уже чуть было не стал его презирать – как можно так напиваться на реке… Но тут справа мелькнула обширная поляна, и мой попутчик отчаянно закричал:
– Командир! Эй, командир! Тормозни, слышь! Родина тут моя!
Лодка вильнула к берегу и старик, споткнувшись, вышел на берег. Я опаздывал на вечерний поезд, но что-то заставило меня промолчать.
- Дьячково – бормотал старик, пошатываясь и обводя окрестности руками. – Вот здесь на пригорке дом наш стоял. А по этой тропке мы пацанами к лодкам бегали. А огороды вон там были…
Перед нами расстилалась заросшая высокотравьем поляна. Мы с лодочником молчали, а старик стирал загрубевшей рукой с лица слезы. Ветер колыхал стебли белоголовника там, где когда-то стояла деревня…
И снова лодка билась днишем о волны. А старик все думал о чем-то своем, порой машинально шаря в кармане, где была фляжка. Да только не помнил, что сам же переложил ее в другое место – и рука замирала, а потом безвольно падала вниз…
Веревочка
Покупая лодку, я спросил у продавца:
– А вот эта веревка вдоль бортов зачем?
– Ну, как… Лодку на берег вытащить. Или чтобы схватиться за нее, если за бортом окажетесь. Мало ли…
Прошел год. Все это время я пил не переставая. Понемногу, конечно, но мне хватало. Каждый день – по нескольку бутылок пива. Одно убивало – глаза родителей. Тогда я потихоньку уходил из дома, шел в ларек и там затаривался по полной…
Однажды оказался открытым только самый дальний магазин – возле заброшенной церкви. Ее построили давным-давно, и очень ладно встала она на пригорке посреди села. В советское время, церковь, конечно, закрыли. Попытались и кресты сдернуть – да не смогли. Так и осталась она стоять – сначала под склад приспособили, потом под завод – а потом и вовсе забросили. Облезла штукатурка, погасли золоченные кресты, а внутри стал бродить скот…
Заходя под треснувшие своды, я видел высоко под куполом потемневшие лики святых. Церковь хранила прохладу, грусть и тишину. Порой ее нарушали вспархивавшие голуби, да забредавшие коровы. Их я гнал нещадно – не мог видеть навозные лепешки, жирно блестевшие тут и там…
В тот день мне тоже захотелось зайти в церковь – но я ведь выпивший… Как вдруг в душе шевельнулось давнее желание. Я всегда хотел перекрыть входы в церковь – чтобы там хотя бы скот не бродил. Но останавливала всегдашняя робость перед людским мнением. Начнут еще пальцем у виска крутить…
В общем, я вновь зашел в магазин и купил моток прочной веревки. Правда, к церкви все равно подошел крадучись. Дождался, пока стемнело, и быстро перевязал веревками все входы. Теперь скотине сюда было не пройти. Конечно, какой-нибудь пацаненок мог резануть веревки ножом, но… Я сделал хоть что-то, чтобы защитить мою печальную церковь. А то совсем душа была не на месте…
Спустя же две недели я ехал сплавляться на таежную реку. Ехал в одиночку, сердце жгла обида на близкого человека. Поэтому пиво лилось рекой, а затем у шофера нашлась и бутылочка водки. Стало совсем весело и легко, мир посветлел, потом стал ярко сиять и вскоре я уже ничего не различал в этом сиянии...
Мир стал обрывком киноленты. Вот вроде бы я накачиваю лодку. Вот скрипит галька под днищем – я отталкиваюсь от берега. Меня качает на волнах, а кругом – ночь. И в следующий миг я чувствую, как вместе с рюкзаком валюсь в воду…
Моя рука сама скользнула вдоль борта и слилась с тонкой веревочкой. Прижавшись к лодке, я бешено молотил ногами, пока не ударился спиной о корягу. Внутренне воя от ужаса, весь дрожа, я тащил лодку на берег. Кругом была тьма, надо мной мрачнела тайга – но я был жив…
Короткая летняя ночь не дала мне замерзнуть. Без весла, без еды, имея лишь зажигалку в пакете, я сплавлялся два дня в полном одиночестве. Оголодал, замерз и, когда впереди наконец-то показалась деревня, торопливо выскочил на берег – возле магазина. «Пива!» - привычно кричало сознание – «Все позади, нужно расслабиться!». Я сделал шаг к ларьку… и остановился. В тот момент я совершенно отчетливо понял – у меня есть только два пути. Один к ларьку, а дальше – в могилу. Неважно, через месяц ли я помру, или через год – но я помру однозначно.
А второй путь – на автобусную остановку и домой. К родным. К жизни.
С тех пор я не пью вот уже много лет. А церковь… Церковь восстановили. Ее теперь далеко видно с дороги – уж очень ладно встала она посреди села…
Здравствуй, река
Однажды летом мы с маленькой дочкой отправились на Ману. Я давно хотел сплавиться по реке вместе, да все возможности не было.
Накачивая лодку, я попросил дочку собрать мусор вокруг.
– А почему, папа? – удивилась дочь. – Это же не мы набросали…
– Понимаешь… – я замешкался, подбирая слова. – Реки – они как живые. Люди мусорят, бросают в них бутылки, пакеты… И речкам плохо от этого. А я их люблю и хочу… помочь.
Дочка послушно собрала валявшийся мусор, мы затолкали его в пакет и отправились в путь. Стоял солнечный, жаркий день. Мана плавно несла нас мимо тайги, а лицо слепило от солнечных зайчиков, прыгавших по волнам…
Через час мы разбили стоянку. И пока жарились сосиски, я схватил дочку в охапку и побежал к воде. Визжа и хохоча, она пыталась отбиться от меня, но я начал подбрасывать ее верх и ловить уже в самых волнах. Мана мягко принимала дочку в свои объятья, растворяя восторженный ужас падения.
– Смотри, как речка тебя любит! – крикнул я дочери. – Не бойся!
– Речка перестань! Речка перестань! – кричала, хохоча, дочка и снова просилась в небо…
А спустя год я впервые сплавился по Кизиру. К тому времени за моей спиной было немало рек – но Кизир покорил меня сразу и навсегда. Его мощь и скорость чувствовались даже без порогов – он как пушинку качал лодку на больших и плавных волнах…
Сойдя на берег и упаковав рюкзак, я не смог просто взять и уйти. Подойдя к реке, я протянул руку, чтобы попрощаться – и Кизир вдруг ласково и сильно толкнулся мне в ладонь, словно большой пес. С тех пор я всегда незаметно махал ему рукой из окна, проезжая на поезде. Я мысленно шептал: «Привет! Уже скоро лето – я снова приеду на сплав…»
Вода в тот год оказалась очень высокой. Кизир несся вниз стремительно и страшно. В одной из шивер меня перевернуло. Первый раз в жизни я рискнул сплавляться без спасжилета – и вот…
Поток отшвырнул мою лодку как щепку, одежда намокла и потянула ко дну. Я ощутил, что эту мощь мне не победить. Ужас и тоска захлестнули душу. Я греб из последних сил, а волны скрывали меня с головой.
Но… поток почему-то не опускал меня на дно. Выныривая, я видел, что приближаюсь к катамарану, где ребята бешено гребут мне навстречу. «Неужели?» - мелькнула мысль, и через пять секунд я мертвой хваткой вцепился в раму…
Вечером, когда поезд тронулся от станции, я присел к окну, помахал реке кончиками пальцев и беззвучно сказал: «Спасибо, Кизир. До свиданья. Я приеду к тебе следующим летом…»
Река вильнула, исчезая средь гор – будто пес на прощанье хвостом…
Шторм
Когда мне было 12 лет, мы поехали с отцом к родственникам в Астрахань. Помню, что Волга тогда поразила меня своим размахом. А уж когда двоюродный брат предложил покататься на моторке…
В общем, вокруг меня раскинулся космос. Где-то на горизонте таяли контуры кораблей, кругом носились катера, а волны мягко и мощно качали нашу лодку посреди теплой безбрежности…
Вовка уже тогда был алкоголиком. Но я, пацан, об этом не догадывался. Ну, подумаешь, бутылка красного вина! Что это такое для мужика!
Незаметно стало смеркаться, а волны кругом как-то нехорошо окрепли и зашумели. Вовка неожиданно трезво вгляделся в горизонт и нагнулся над мотором. Тот взревел, лодка описала длинную дугу… и все стихло.
– Ах ты ёбт… – выругался Вовка, срывая с мотора кожух.
Небо заволокло низкими тучами. Лодку уже подбрасывало на волнах и порой в лицо сыпало холодными брызгами. Мотор все не заводился. Наконец Вовка крикнул:
– Иди сюда! Вот тебе бак – держи его в руках! Нужно, чтобы бензин самотеком шел в мотор, понял?
Я кивнул головой, и мы понеслись вперед. Хотя, «понеслись» – слишком громко сказано. Лодка буквально пробивалась сквозь хлеставшие навстречу волны – это и создавало ощущение полета. А на самом деле моторка едва ползла вдоль берега...
Уже совсем стемнело, когда мы медленно подошли к причалу. На берегу стопились все родственники. Они молча вытягивали шеи, выглядывая – не их ли лодка приближается к берегу? Я очень хорошо различал на фоне темных кустов лицо отца. Теперь я понимаю почему – оно было совершенно белое…
Все мои рассказы можно прочитать на моем сайте, посвященном Кизиру:http://kizirist.narod.ru/ogl.html
