ЦИСТЕРНА СО СПИРТОМ
ЦИСТЕРНА СО СПИРТОМ
Сходил как-то мой друг Зорин в один новомодный рыболовный магазин, что недавно открылся рядом с его домом, и рассказывает:
- Торговая площадь вся в аквариумах, фонтанах и зеркалах. Всё вокруг сверкает и светится, журчит и булькает, говорит и показывает. На стендах, у которых не видно конца и края, товара такое разнообразие - глаза разбегаются. Посмотрел на цены - глаза на лоб полезли.
- Так это тебе к окулисту надо, - сказал я.
- Да погоди ты,- махнул на меня Зорин, - там пакет сухой импортной прикормки 500 рублей стоит.
- Сколько? - переспросил я, не поверив своим ушам, и тут же машинально умножил эту сумму на десять. И вот почему…
Помню, в далёких 90-х годах, отказав себе во многом, я приобрёл импортный видеомагнитофон и вместе с ним кассету под названием "На рыбалке с чемпионом". Приятно будет, думал я, долгим зимним вечером насладиться созерцанием летней рыбалки.
А теперь по памяти кратко передаю содержание сюжета.
Больше часа чемпион каких-то рыболовных соревнований на собственном примере учил меня ловить рыбу. Первая треть фильма была посвящена дороге, по которой он на "Ниве" едет в самый дальний угол Московской области на какие-то забытые богом озёра. Машина с трудом преодолевает ужасные буераки. Периодически перед форсированием очередной низины на колёса машины надевают цепи, потом, конечно, снимают.
Наконец "Нива", забрызганная грязью снизу доверху, прибывает на водоём. И, как оператор ни старается, в объектив попадает множество чистеньких плоскодонных машин, стоящих вдоль береговой линии.
Потом чемпион достаёт 40-литровый таз и вываливает туда 10!!! пакетов сухой импортной прикормки, ведро земли, ведро воды, два килограмма мелкого мотыля, несколько пузырьков опарыша и какие-то капли для запаха. И всё это долго- долго перемешивает, перемешивает, перемешивает, сопровождая свои действия умными словами.
Заканчивает перемешивать. Достаёт штекерное 13-метровое удилище, рогатины, ролики, подсачек, 5-метровый садок, столик для наживки, стул и даже зонт. Не упущено ничего, вплоть до полотенца для вытирания рук и пинцета для удаления крючка из рыбьего рта.
Потом в район поплавка чемпион долго-долго кидает прикормку в виде огромного количества шаров размером с голову первоклассника.
Наконец он, облегчённо вздохнув, наверняка вместе со зрителями, берётся за удилище и ловит до конца фильма одного за другим мелкого подлещика, при этом называет его лещом. Мы такого на Истринском водохранилище называем "Лаврушка".
Самое печальное для создателей этого рекламного фильма и для бедного чемпиона то, что на заднем плане кадра видны рыболовы, которые на бамбуковые трёхколенки таскают такую же дребедень и с той же периодичностью.
После единственного просмотра кассету с этой кинокомедией я засунул на антресоль.
Это была преамбула к случаю, о котором я сейчас расскажу.
Ранним весенним утром сидели мы с Зориным на одном из подмосковных водоёмов.
По всем правилам весеннего рыболовства у каждого из нас было заброшено по одной поплавочной удочке. С прикормленного дна мы довольно-таки успешно таскали плотву и подлещика. Когда клёв затихал, подкидывали в район поплавка несколько шариков сухой прикормки. Через некоторое время в это место подходила уклейка. Тогда тяжёлые шестиметровки мы вынимали из воды. Брали лёгкие проводочные пятиметровки, и с не меньшим удовольствием какое-то время ловили прогонистую жирную уклейку. Наши садки постепенно наполнялись великолепной серебристой рыбёшкой.
Ивы вокруг стояли в зелёном мареве первых листочков, землю под раскидистыми черёмухами усыпало снегом опавших лепестков, повсюду горели жёлтые шайбочки запоздалых цветов мать-и-мачехи. Бодряще пахла мокрая земля, недавно освободившаяся от талого снега, воздух звенел разнообразными звуками радостных птиц. Все эти весенние безумства волшебного утра вводили нас в пьянящий восторг. Рыба ловилась хорошо. Мысли были приятны.
Вдруг невдалеке от нас на косогор выехал наворотистый джип, весь забрызганный грязью. Беглое сравнение его вида со своей чистенькой машинкой навеяло на меня первое воспоминание о выше описанном фильме. А потом этот фильм повторился в виде римейка, только в замедленном темпе. Двадцатиминутная сцена приготовления к ловле была растянута почти на полтора часа.
Из джипа вышли двое. Один из них был очень прилично для рыболова одетый господин довольно приятной наружности, хотя и несколько потрёпанный жизнью. Было ему за пятьдесят. Он был представительный, чопорный и мрачный. Казалось, он постоянно о чём-то размышляет, вероятно, о бизнесе, и мысли эти неутешительны. Вокруг него суетился второй – помоложе. На телохранителя он не тянул из-за своей худобы, скорее всего - секретарь, адъютант или просто водитель. Он, словно пёс, учуявший разом сотни волнующих запахов, начал бегать кругами, принюхиваться, приглядываться и взволнованно повизгивать, восхваляя погоду, природу, и Михаила Михайловича, который взял его с собой в это прекрасное место. Он, а звали его Саша, пел такие дифирамбы своему начальнику, что услышь восточный монарх такую хвалу из уст придворного поэта, он бы и то почувствовал перебор. У Михаила же Михайловича, наоборот, чувств было меньше, чем у особо бездушного сытого удава.
Их приготовления к рыбалке не отличались слаженностью и быстротой. Михал Михалыч знал, что надо делать, но делать ничего не хотел. Саша был готов свернуть горы, но, как мы поняли, ничего не понимал в рыбной ловле и поэтому делать ничего не умел. В конце концов из машины были извлечены и кое-как установлены: штекерное 13-метровое удилище, рогатины, ролики, подсачек, 5-метровый садок, столик для наживки, и даже зонт. В отличие от фильма, вместо стула на берегу появилось роскошное раскладное кресло, в котором удобно устроилось тело начальника.
- Шурик,- сказало тело,- сделай мне виски с содовой. Смешай покрепче. Воды на полпальца, а виски столько, чтобы я захотел купаться.
Михаилу Михайловичу понравилось им же сказанное и он огласил окрестности хохотом. Смех у него был зычный. Что-то вроде грохота товарного поезда в туннеле.
После выпитой смеси Михал Михалыч начал тренироваться закидывать и вытаскивать удилище. Надо отдать должное – навыки работы со штекерным удилищем у него были. Но мешали кусты. И Саша их долго обрубал. А потом Саша выравнивал площадку, на которой стояло кресло, потом передвигал чуть-чуть левее ролики и чуть-чуть правее рогатину. А потом они, наконец, вспомнили, что надо приготовить прикормку, и воздух наполнился запахом свежей пашни и рубленых червей – это Саша совковой лопатой наполнял землёй таз неимоверных размеров.
Мы с Зориным были в недоумении. Зачем всё это? Ведь рыба и так неплохо клюёт на минимальный прикорм и близко от берега. Но может быть там, в тринадцати метрах, Михаила Михайловича ждёт крупный лещ? Короче, советы решили не давать.
Вскоре на воде появились огромные круги – это Шурик метал в воду содержимое таза. Круги образовывали такие волны, которые, достигнув наших сапог, напоминали те, что оставляет после себя лёгкая моторная лодка.
Третье действие римейка, посвящённое непосредственно рыбной ловле длилось ровно десять минут, за которые Михал Михалыч успел поймать трёх некрупных подлещиков. У него зазвонил мобильник. Первое его слово было: «Слушаю», а второе, после продолжительной паузы – матерное. Во время этой паузы лицо Михал Михалыча с прижатым к уху мобильником и без того малиновое после выпитой смеси, постепенно наливалось царственным пурпуром. Глаза вылезали из орбит, как у встревоженного хамелеона. После второго, произнесённого им слова он поднялся из кресла с громким сопением, бессильным выразить всю меру его праведного гнева. Шурик, стоящий рядом, впал в глубокую скорбь. Он мрачно молчал, шевеля адамовым яблоком, словно проглотил что-то твёрдое с шипами.
- Поехали!!! - громко прохрипел Михаил Михайлович.
Ярость выходила из него, как воздух из лопнувшего баллона. Он взвыл, словно лев, получивший в зад немного дроби, когда он пьёт из озерца. И два тела заметались по берегу.
Такого быстрого сворачивания я не видел никогда в жизни. Шурик не успевал сделать и трети того, что успевал сделать Михаил Михайлович. Через пять минут джип, взревев мотором, покинул водоём.
- Что это было?- спросил Зорин.
- Это то, чего с нами никогда не будет,- ответил я, и с грустью подумал, что Михаил Михайлович, почти мой ровесник, сумел ещё сохранить в себе ту жажду действий по преодолению трудностей и тот, создающий эти трудности, дух авантюризма, которые когда-то были свойственны мне в молодости, и которые были изгнаны из жизни незаметно подкравшейся умудрённостью. И сейчас я смотрю на жизнь, как на фильм, довольствуясь ролью зрителя и не мечтая сыграть в нём героя, ухватившегося за рулевое колесо.
Рыба у нас клевать перестала, даже уклейка. Мы уже полчаса смотрели на мёртвые поплавки.
В тринадцати метрах от берега, в месте, от которого когда-то расходились мощные круги и до которого наши снасти не доставали, периодически плескалась рыба. Но у меня она не вызывала никаких эмоций. Так у среднепьющего человека не вызывает особых эмоций цистерна со спиртом в проходящем мимо поезде.
Сходил как-то мой друг Зорин в один новомодный рыболовный магазин, что недавно открылся рядом с его домом, и рассказывает:
- Торговая площадь вся в аквариумах, фонтанах и зеркалах. Всё вокруг сверкает и светится, журчит и булькает, говорит и показывает. На стендах, у которых не видно конца и края, товара такое разнообразие - глаза разбегаются. Посмотрел на цены - глаза на лоб полезли.
- Так это тебе к окулисту надо, - сказал я.
- Да погоди ты,- махнул на меня Зорин, - там пакет сухой импортной прикормки 500 рублей стоит.
- Сколько? - переспросил я, не поверив своим ушам, и тут же машинально умножил эту сумму на десять. И вот почему…
Помню, в далёких 90-х годах, отказав себе во многом, я приобрёл импортный видеомагнитофон и вместе с ним кассету под названием "На рыбалке с чемпионом". Приятно будет, думал я, долгим зимним вечером насладиться созерцанием летней рыбалки.
А теперь по памяти кратко передаю содержание сюжета.
Больше часа чемпион каких-то рыболовных соревнований на собственном примере учил меня ловить рыбу. Первая треть фильма была посвящена дороге, по которой он на "Ниве" едет в самый дальний угол Московской области на какие-то забытые богом озёра. Машина с трудом преодолевает ужасные буераки. Периодически перед форсированием очередной низины на колёса машины надевают цепи, потом, конечно, снимают.
Наконец "Нива", забрызганная грязью снизу доверху, прибывает на водоём. И, как оператор ни старается, в объектив попадает множество чистеньких плоскодонных машин, стоящих вдоль береговой линии.
Потом чемпион достаёт 40-литровый таз и вываливает туда 10!!! пакетов сухой импортной прикормки, ведро земли, ведро воды, два килограмма мелкого мотыля, несколько пузырьков опарыша и какие-то капли для запаха. И всё это долго- долго перемешивает, перемешивает, перемешивает, сопровождая свои действия умными словами.
Заканчивает перемешивать. Достаёт штекерное 13-метровое удилище, рогатины, ролики, подсачек, 5-метровый садок, столик для наживки, стул и даже зонт. Не упущено ничего, вплоть до полотенца для вытирания рук и пинцета для удаления крючка из рыбьего рта.
Потом в район поплавка чемпион долго-долго кидает прикормку в виде огромного количества шаров размером с голову первоклассника.
Наконец он, облегчённо вздохнув, наверняка вместе со зрителями, берётся за удилище и ловит до конца фильма одного за другим мелкого подлещика, при этом называет его лещом. Мы такого на Истринском водохранилище называем "Лаврушка".
Самое печальное для создателей этого рекламного фильма и для бедного чемпиона то, что на заднем плане кадра видны рыболовы, которые на бамбуковые трёхколенки таскают такую же дребедень и с той же периодичностью.
После единственного просмотра кассету с этой кинокомедией я засунул на антресоль.
Это была преамбула к случаю, о котором я сейчас расскажу.
Ранним весенним утром сидели мы с Зориным на одном из подмосковных водоёмов.
По всем правилам весеннего рыболовства у каждого из нас было заброшено по одной поплавочной удочке. С прикормленного дна мы довольно-таки успешно таскали плотву и подлещика. Когда клёв затихал, подкидывали в район поплавка несколько шариков сухой прикормки. Через некоторое время в это место подходила уклейка. Тогда тяжёлые шестиметровки мы вынимали из воды. Брали лёгкие проводочные пятиметровки, и с не меньшим удовольствием какое-то время ловили прогонистую жирную уклейку. Наши садки постепенно наполнялись великолепной серебристой рыбёшкой.
Ивы вокруг стояли в зелёном мареве первых листочков, землю под раскидистыми черёмухами усыпало снегом опавших лепестков, повсюду горели жёлтые шайбочки запоздалых цветов мать-и-мачехи. Бодряще пахла мокрая земля, недавно освободившаяся от талого снега, воздух звенел разнообразными звуками радостных птиц. Все эти весенние безумства волшебного утра вводили нас в пьянящий восторг. Рыба ловилась хорошо. Мысли были приятны.
Вдруг невдалеке от нас на косогор выехал наворотистый джип, весь забрызганный грязью. Беглое сравнение его вида со своей чистенькой машинкой навеяло на меня первое воспоминание о выше описанном фильме. А потом этот фильм повторился в виде римейка, только в замедленном темпе. Двадцатиминутная сцена приготовления к ловле была растянута почти на полтора часа.
Из джипа вышли двое. Один из них был очень прилично для рыболова одетый господин довольно приятной наружности, хотя и несколько потрёпанный жизнью. Было ему за пятьдесят. Он был представительный, чопорный и мрачный. Казалось, он постоянно о чём-то размышляет, вероятно, о бизнесе, и мысли эти неутешительны. Вокруг него суетился второй – помоложе. На телохранителя он не тянул из-за своей худобы, скорее всего - секретарь, адъютант или просто водитель. Он, словно пёс, учуявший разом сотни волнующих запахов, начал бегать кругами, принюхиваться, приглядываться и взволнованно повизгивать, восхваляя погоду, природу, и Михаила Михайловича, который взял его с собой в это прекрасное место. Он, а звали его Саша, пел такие дифирамбы своему начальнику, что услышь восточный монарх такую хвалу из уст придворного поэта, он бы и то почувствовал перебор. У Михаила же Михайловича, наоборот, чувств было меньше, чем у особо бездушного сытого удава.
Их приготовления к рыбалке не отличались слаженностью и быстротой. Михал Михалыч знал, что надо делать, но делать ничего не хотел. Саша был готов свернуть горы, но, как мы поняли, ничего не понимал в рыбной ловле и поэтому делать ничего не умел. В конце концов из машины были извлечены и кое-как установлены: штекерное 13-метровое удилище, рогатины, ролики, подсачек, 5-метровый садок, столик для наживки, и даже зонт. В отличие от фильма, вместо стула на берегу появилось роскошное раскладное кресло, в котором удобно устроилось тело начальника.
- Шурик,- сказало тело,- сделай мне виски с содовой. Смешай покрепче. Воды на полпальца, а виски столько, чтобы я захотел купаться.
Михаилу Михайловичу понравилось им же сказанное и он огласил окрестности хохотом. Смех у него был зычный. Что-то вроде грохота товарного поезда в туннеле.
После выпитой смеси Михал Михалыч начал тренироваться закидывать и вытаскивать удилище. Надо отдать должное – навыки работы со штекерным удилищем у него были. Но мешали кусты. И Саша их долго обрубал. А потом Саша выравнивал площадку, на которой стояло кресло, потом передвигал чуть-чуть левее ролики и чуть-чуть правее рогатину. А потом они, наконец, вспомнили, что надо приготовить прикормку, и воздух наполнился запахом свежей пашни и рубленых червей – это Саша совковой лопатой наполнял землёй таз неимоверных размеров.
Мы с Зориным были в недоумении. Зачем всё это? Ведь рыба и так неплохо клюёт на минимальный прикорм и близко от берега. Но может быть там, в тринадцати метрах, Михаила Михайловича ждёт крупный лещ? Короче, советы решили не давать.
Вскоре на воде появились огромные круги – это Шурик метал в воду содержимое таза. Круги образовывали такие волны, которые, достигнув наших сапог, напоминали те, что оставляет после себя лёгкая моторная лодка.
Третье действие римейка, посвящённое непосредственно рыбной ловле длилось ровно десять минут, за которые Михал Михалыч успел поймать трёх некрупных подлещиков. У него зазвонил мобильник. Первое его слово было: «Слушаю», а второе, после продолжительной паузы – матерное. Во время этой паузы лицо Михал Михалыча с прижатым к уху мобильником и без того малиновое после выпитой смеси, постепенно наливалось царственным пурпуром. Глаза вылезали из орбит, как у встревоженного хамелеона. После второго, произнесённого им слова он поднялся из кресла с громким сопением, бессильным выразить всю меру его праведного гнева. Шурик, стоящий рядом, впал в глубокую скорбь. Он мрачно молчал, шевеля адамовым яблоком, словно проглотил что-то твёрдое с шипами.
- Поехали!!! - громко прохрипел Михаил Михайлович.
Ярость выходила из него, как воздух из лопнувшего баллона. Он взвыл, словно лев, получивший в зад немного дроби, когда он пьёт из озерца. И два тела заметались по берегу.
Такого быстрого сворачивания я не видел никогда в жизни. Шурик не успевал сделать и трети того, что успевал сделать Михаил Михайлович. Через пять минут джип, взревев мотором, покинул водоём.
- Что это было?- спросил Зорин.
- Это то, чего с нами никогда не будет,- ответил я, и с грустью подумал, что Михаил Михайлович, почти мой ровесник, сумел ещё сохранить в себе ту жажду действий по преодолению трудностей и тот, создающий эти трудности, дух авантюризма, которые когда-то были свойственны мне в молодости, и которые были изгнаны из жизни незаметно подкравшейся умудрённостью. И сейчас я смотрю на жизнь, как на фильм, довольствуясь ролью зрителя и не мечтая сыграть в нём героя, ухватившегося за рулевое колесо.
Рыба у нас клевать перестала, даже уклейка. Мы уже полчаса смотрели на мёртвые поплавки.
В тринадцати метрах от берега, в месте, от которого когда-то расходились мощные круги и до которого наши снасти не доставали, периодически плескалась рыба. Но у меня она не вызывала никаких эмоций. Так у среднепьющего человека не вызывает особых эмоций цистерна со спиртом в проходящем мимо поезде.