А это так, чтоб и мужикам пореветь (Просматривает: 1)

[Булан]

 

[Тимурлан]

Не моё, но зацепило.
Ходил к нам в клинику мужчина с немецкой длинношерстной овчаркой по кличке Вайс. Неземной красоты собака, исключительного интеллекта. Пес был воспитан как военная машина, беспрекословный, отличный защитник хозяина и очень нежный и ласковый пес. Сказать, что все мы любили Васю - это ничего не сказать. Мы его обожали. Хозяин тщательно следил за его здоровьем и в общем видели мы его достаточно часто. То ушко заболит, то глазки, когти подстричь, прививку поставить. Или просто приходили в гости за вкусняшкой.

И вот интересная привычка у него была: когда ему ставили укол или делали неприятные процедуры - он аккуратно брал зубами штанину врача или хозяина и зажмуривался - терпел. Но вот на 14ом году жизни Вайса был диагностирован рак. Почти 2 года весь наш персонал и хозяин Васи каждый день боролись с настигнувшим недугом, и каждый день он брал в зубы, то штанину, то рукав, то нижнюю часть рубашки и все так же зажмуривался. Но рак есть рак... Рано или поздно он берет верх и побеждает.

6:00 звонок
- Вася уже не встает и воет, закатив глаза...
Слышу в трубке его вой. Отправляю коллегу к ним домой. Капельницы, обезболивающие, анализ крови.
Коллега возвращается бледная и в слезах. Даем анализы в лаб.по цито. Через 2 часа получаем результат... Васе осталось совсем недолго.

18:00 опять звонок и долгий разговор с хозяином.
- Я больше не смогу смотреть как он страдает, воя от боли. Уколов хватило на час, и он поспал, но сейчас он продолжает выть. Я привезу его к вам усыплять...

Говорю хозяину, что жду их, кладу трубку и начинаю плакать, напарница тоже ревет. Приезжает хозяин с супругой, заносят Вайса на руках, я не выдерживаю от вида когда-то огромного, мощного красавца, который превратился в скелет. Хозяева просят разрешения не присутствовать на эвтаназии и уходят на улицу, ожидая нашего приглашения. Все органы Васи отказали, только сильное собачье сердце продолжало упорно качать кровь по организму. Ставим внутривенно наркоз и он засыпает, прекратив выть, уходит и судорога. Еще доза наркоза и сердце покорно сдается. Вайс тяжело вздыхает и этот вздох становится последним.

- все... говорю напарнице. Обе плачем... утираем сопли и опять плачем. Иду звать хозяина и вижу как строгий мужик, который прошел через жизнь длинною в 15 лет бок о бок с другом, который каждую минуту боролся за его жизнь сидит у крыльца и рыдает в голос. Говорю, что Васе не было больно, что он просто уснул и прочие соболезнования и все сквозь слезы и сопли. Хозяин благодарит, что мы были рядом с Васей в этот тяжелый момент. Клял себя за то, что не смог быть с ним до конца и смотреть на его смерть. Забирает Вайса, завернув в плед, и уезжает.

Проходит несколько недель. Приезжает молодая пара с 2х месячным щенком немецкой овчарки на прививку. Мальчуган сильно напуган. Подхожу его подержать и успокоить, пока коллега будет колоть и тут, щенок хватает меня зубами за рукав и сильно зажмуривается, даже не пискнув на укол. Начинаю плакать...
- Привет, Васька... Я скучала... (с)

 

[tracker99]

Ходил к нам в клинику мужчина с немецкой длинношерстной овчаркой по кличке Вайс.

Так вроде ж на предыдущей странице пост №100. Или это как раз про

Не моё

 

[Евген 78]

Так вроде ж на предыдущей странице пост №100. Или это как раз про

Да ладно)) Николай Ф сам этот рассказ 2 раза выкладывал (61 и 100)

 

[Николай Ф]

Чужое сердце

Он часто ездил этим путём на работу, а если точнее. То практически, каждый день. Мужчина останавливался возле этого парка, где его ждал друг. Небольшой пёс. Со смешным хвостиком- бубликом.
Собака уже ждала его. Она его всегда ждала. Вот он и приезжал дважды, каждый день. По дороге туда и назад.
Пёс радостно повизгивал и махал хвостом. Он заглядывал в глаза человеку. А человек.
Человек доставал что-нибудь съедобное и обязательно. Вкусное.
Он гладил собачку, и та. Отвечала ему радостью и надеждой. А надеялась она или он, не напрасно. Мужчина уже рассказал о нём своей жене и двум детям. Мальчику восьми лет и девочке шести. Даже имя ему придумали – Дик. Человек сделал несколько его фото и показал всем домашним.
Нового члена семьи ждали с нетерпением и уже успели, даже поссориться. Кто будет выгуливать и с кем пёс будет спать.
Машина была у человека старенькая. И давно требующая ремонта. Денег не было. И ему приходилось выбирать. Либо сделать ремонт, либо потратить эти деньги на семью. Он выбрал семью.
Именно поэтому.
Наверное, именно поэтому. Тормоза на повороте и не сработали. Он влетел прямо под огромный грузовик с длинным прицепом.
Когда в больнице жене сказали, что ничего нельзя сделать. Она упала в обморок. Но это был не конец.
Выяснилось, что он написал завещание. Подписав своё обязательство пожертвовать свои органы тем, кто в этом нуждается. В больнице об этом знали.
И жена, которую откачали, привели в чувство и усадили в кресло. Подписала все необходимые документы.
Дальше идёт перерыв в полгода.
Этот человек жил на другом конце города. И теперь он частенько выходил в парк. После операции прошло уже много времени. И ему врачи рекомендовали такие прогулки. Вот на одной из таких прогулок, к нему и подошла эта худая собака с поникшим взглядом. Неопределённого цвета и с шерстью клочками, торчащими во все стороны.
Пёс смотрел на него неуверенно и заискивающе. Но в его глазах была не только неуверенность. Он тянул воздух носом, махал хвостом и в его глазах. Была надежда.
Человек протянул руку и погладил голову собаки. Пёс вдруг.
Заскулил и из его глаз полились слёзы. Он запрыгнул на скамейку, на которой сидел человек. И прижавшись к нему стал облизывать лицо.
-Что с тобой?
Спросил человек.
-Ты будто, меня знаешь. Но я уверен, что не помню тебя.
Но пёс упрямо лез к нему на руки.
-Ну, что?
Спросил мужчина.
-Придётся взять тебя домой. Будем гулять вместе.
Пёс ходил за мужчиной неотступно и спал с ним. Он ни на шаг не отходил, так.
Так, будто боялся потерять. И за очень короткий срок. Они стали неразлучными друзьями и всё же.
Всё же, что-то смущало мужчину. Пёс так смотрел на него. Так смотрел…
Будто он что-то такое видел. Что мужчине было недоступно.
Так прошло ещё полгода. Пока однажды вечером. Мужчине не пришла в голову одна мысль.
И эта мысль не давала ему покоя. Даже спать не давала. Он потерял покой и сон. И решил в конце концов. Раз и навсегда. Разобраться. Узнав необходимый адрес, он стал собираться с мыслями и силами, чтобы нанести этот визит.
И вот в выходной. В двери квартиры на первом этаже. Позвонили.
Дверь открыла женщина.
Она посмотрела с удивлением на мужчину. И уже собиралась сообщить тому, что он ошибся адресом, когда.
Из-за ног человека, вышла собака.
-Дик!
Вскрикнула женщина и бросившись к тому. Подняла его на руки и стала покрывать морду собаки поцелуями. Тут появились мальчик и девочка. Они с радостными криками стали обнимать пса.
-Какое счастье.
Сказала женщина мужчине.
-Где вы его нашли и как узнали чей он? И наш адрес?
Человек вздохнул и ответил
-Нам надо поговорить. Разрешите войти?
Глаза женщины стали серьёзными и посмотрев внимательно на мужчину, она сказала.
Проходите на кухню. Я сейчас чай заварю.
-Дети.
Сказала она мальчику и девочке. Мы с дядей должны поговорить. Не заходите к нам.
Чай она не смогла приготовить. Она сидела напротив мужчины. И рыдала.
- У вас его сердце.
Говорила она всхлипывая.
-Его!
Человек не знал, что на это ответить. И что вообще надо говорить в этом случае.
Когда она успокоилась.
Он заметил.
-Оставьте собаку себе.
-Нет.
Сказала она.
- Я не могу.
После смерти мужа. Мы обыскали весь парк и полгорода. Но он, как сквозь землю пропал. Я хотела найти его в память о погибшем муже. Но пёс, видимо решил иначе.
Он почувствовал его смерть. Но как?
Как он узнал, что его сердце теперь у другого человека?
Он ведь искал вас. И нашел
И теперь это ваша собака, вернее.
Ваша и его. Моего погибшего мужа.
-А дети?
Спросил мужчина.
-Что с детьми? Как вы сможете объяснить им?
-Я разберусь.
Ответила она, но вы.
Вы должны пообещать мне кое -что.
-Всё что угодно.
Ответил мужчина.
-Приходите к нам по выходным, пожалуйста.
Сказала женщина.
-Приходите и играйте на улице с моими детьми. Они будут очень рады увидеть эту собаку. Идёт?
-Идёт.
Согласился он.
Они сидели до позднего вечера. И она рассказывала мужчине об их с мужем жизни.
Дети, конечно расстроились. Когда он уходил с Диком, но мама.
Сказала им, что дядя будет приходить с Диком все выходные, чтобы они могли поиграть.
Теперь. Он ждал выходные с нетерпением. Он, вообще-то был очень одинок. И ему так было хорошо, когда он видел детей и слышал их радость.
Да и женщина не возражала. Нет.
Детям она не рассказала. Что у него сердце их отца.
Но когда, через несколько лет. Она поняла, что уже не может и представить себе, что однажды он не придёт. Ей пришлось сесть с детьми и объяснить им всё.
Да и он.
Он тоже не мог не прийти. Будто его сердце тянуло его. Туда. И он уже не мог дать себе отчёт. Объяснить самому себе. Это он сам так хочет или чужое сердце, жившее в его груди? В конце концов. Он запутался и прекратил вообще думать на этот счёт. Он просто следовал желанию своего теперь, сердца.
И ещё через год. Когда дети привыкли к мысли, что этот дядя теперь часть их семьи. Он переехал к ним.
Они продали эту квартиру и купили на другом конце города.
Мужчина старался вовсю, чтобы завоевать доверие детей. И ему это удалось в конце концов.
Он был счастлив. И женщина смотрела на него глазами полными любви и доверия, вот только одно.
Одно мучило его. Но он так и не решался спросить её.
Кого же она видела в нём?
Своего бывшего мужа или его самого, а может.
И того и другого?
Как узнать ответ?
Когда я услышал эту историю. Он так и не сумел задать этот вопрос. А что теперь?
Понятия не имею.
И мысль об этом, иногда не даёт мне покоя.
Что она ответила ему?
Как вы думаете?

Да ладно)) Николай Ф сам этот рассказ 2 раза выкладывал (61 и 100)

Старею видимо

 

[Николай Ф]

– А в чём ей ходить-то? Рукава вон коротки! Здоровячка же, вся в тебя... И сапог нету.
Сергей высок был ростом, Таня ему по плечо.
Татьяна сжала тугие, тёмные губы, обиделась на мужа за то, что тот считает ее какой-то транжирой. А она изо всех сил старается зря деньги не тратить.
Сергей себе многого не требует, и она себя во всем ограничивает.
Все для детей. Недавно женился сын. Как не помочь молодым? Подрастала дочка ...
Татьяна пересчитала деньги, которые только что достала с полки шкафа, и вышла, что-то бормоча. Скрежетом ей отозвались и дверные петли.
Эти деньги были отложены на юбилей её матери. Отмечать собирались – восемь десятков лет.
Жила она с ними. Верней, правильней будет сказать – они с нею, в старом материнском доме.
Татьяна сама же и предложила подарить матери что-нибудь значительное. Сидели тут в августе на кухне, ели арбуз. Ещё несколько зелёных больших арбузов лежали тут же – на полу кухни.
Текло по подбородку у Полины – дородной четырнадцатилетней дочки. Она такой была всегда - пышненькой. Полнота пока красила её. Лицо нежное, розовое, голубые большие глаза, слегка вздёрнутый носик.
С удовольствием ел арбуз и Сергей, и Татьяна.
И тут к тарелке с нарезанным арбузом, привстав за столом, потянулась бабушка. Звали ее Василиса. Взяла кусок и прикусила медленно и как будто осторожно, держа морщинистую ладонь снизу, чтоб не капнуть. Откусила и не жевала, как будто пыталась понять вкус и насладиться. Татьяна аж рот открыла.
– Мам, ты чего это ты? Ты ж не любишь его, арбуз-то. Не ела никогда...
Мать подняла на неё глаза, тоскливо поглядела на дольку в руках.
– Кто тебе сказал? – выпрямилась, вздохнула.
– Так ты и говорила. И не ела никогда...
– Так ить это, и отец не ел. Это ж мы, шоб вам больше досталось, – она взглянула на лежащие на полу арбузы, – А теперь уж времена другие. Теперь можно и попробовать, – И она аккуратно откусила ещё кусочек.
Вот тогда Татьяна и растрогалась, сказала, что мать надо одеть к юбилею. Совсем у нее ничего нет, так и ходит в старье заношенном. А коли брат приедет, так и отметить надо.
Если честно, они и сами-то не особо себе обновки позволяли, донашивали – чего есть. Все больше о детях заботились. Вон в школе все какие нынче разодетые! Хотелось, чтоб и их дети были не хуже.
Видно так от родителей и пошла традиция – традиция самоотречения ради детей. Передалась с кровью.
Но деньги на одёжку матери то откладывались, то растворялись на более серьезные и необходимые нужды. И необходимость эта была никак неоспорима.
Ну, хоть ты тресни!
– Ну кто ж знал, что крыша потечёт! А ведь осень на дворе! Дом затопит, потолок, обои менять... Не до юбилеев! – брала деньги Татьяна.
– Хоть бы материну пенсию отложила! – ругался Сергей.
Безропотную тихую тещу ему всегда было жалко, а деньгами в их семье заведовала бойкая Татьяна.
– Да ты что! Не потянем мы тогда. Так ведь и мама сама мне ее получать велела. И не обижаем мы ее, чего ты... Что хочет, так всегда ... Но ведь не барствуем.
Юная сноха беременная – лекарства нужны... Корова приболела – ветеринару заплатили... Кран потек – новый купили.
Но все же некоторые деньги подкопились ближе к юбилейному дню.
И тут... Полинка не влезла в старую куртку и сапоги.
– Пуховик новый нужен Поле, – сказала за обедом Татьяна, когда сидели за столом они вдвоем с мужем.
– Опять мать без обновок на День рождения! – угрюмо произнес Сергей.
– Ну, мать подождёт, куда ей ходить-то? А Польке в школу – не в чем. Что теперь прикажешь, ребенка голым на мороз отправлять? Поедем в субботу.
– Так ведь в субботу и Юбилей.
– А мы вечером отметим. Вон Нюра мне шарф подарила на женский день, так и лежит – вот и подарок.
– Эх, и подарок! – Сергей махнул рукой.
***
А бабе Василисе и правда ходить было особо некуда. Не привыкла она к подаркам.
Вся ее дорога – к соседке Шуре, да к мужу Вене – на кладбище. Да уж и на кладбище-то в последнее время ходила редко. Дорога не близкая.
Баба Василиса встала в субботу рано. Небо ещё было темно и серо. Она села на кровати, подняла подушку так, чтоб удобнее было упереться спине, надела очки и посмотрела за окно.
Из этого маленького окна она смотрела на мир многие годы, ещё тогда, когда была молода, когда сразу за их огородами начиналась деревенская околица, был виден луг и речка. И не было ещё новых построенных домов, складов, рифлёной крыши нового магазина.
Домашние тоже встали, куда-то суетливо собирались. Баба Василиса поднялась на подушках повыше, нашла на столе гребень, дотянулась и расчесалась.
Зайдут может – поздравят. Восемьдесят ей сегодня.
Как в насмешку, рядом со шкафом в её комнате висело огромное старое зеркало в рыжих пятнах. Оно все последние годы намекало на возраст хозяйки, разрастаясь своими изощрёнными пятнами.
Никто не зашёл.
"Видать, решили, что сплю, "– подумала она совсем спокойно.
Значит, потом вспомнят. Дочка никогда не забывает. Праздника, конечно, не делают, но и не нужно ей этого. Уж годы не те... А вот маленькие подарочки дарит. В том году матрёшек вон...Только зачем ей эти матрёшки?
Она спустила отекшие ноги. Сегодня она пойдет к Вене. В дни рождения их она всегда ходит на кладбище. Тем более, что Веня родился летом, а она вот не очень удачно – поздней осенью.
Баба Василиса умылась, надела старый серый плащ, который достался ей от Татьяны, калоши, повязала серую шаль, спрятала под нее такие же серые седые пряди.
Она шла с сумкой, в которой лежали две папироски, конфеты, булка сдобная – любимая Венина еда, маленькая щётка, чтоб с могилы смести, лопаточка и цветы.
Налетал ветер, прошумел в поредевших кронах лип, понес по дороге навстречу Василисе сухую листву. Она порадовалась, что надела под плащ теплую кофту. И опять вспомнила свое старое зелёное пальто.
Именно с этого пальто и начались их с Вениамином отношения. Познакомились они поздно. Когда было ему уж за сорок, а она на десять лет его моложе. Замужем она не была, а вот он побывал, да развелся, двое детей было уже.
Приехал сюда агрономом временным, а остался на всю жизнь. Так и лежит тут.
А она бригадиром тогда в поле была. Хоть и росла сиротой с бабкой, а бабы её уважали, сами выбрали – в бригадиры выдвинули. Убирали они картофель в поле.
Дождь, холодище, а убирать надо. Побежали погреться под навес, костер развели, а тут агроном.
– Эх, бабоньки, не успеем! Пропадет картошка!
А ей баб, бригаду жалко – замерзли все. Подошла к нему, за запястье его рукой взяла, прям, сунула под рукав свою ледышку-руку – мол, посмотрите, какие ледяные мы. А руки её всю жизнь такими были, порой и в жару...
Сколько потом вспоминали они этот жест её, когда холодные ступни к нему под ноги прятала, а он, аж стонал от их холода. Такими они были разными, и такими родными.
И вот, после этого случая, пришел он к ней под дом с этим пальто. Купил.
Она не взяла.
Так и ходил он каждый вечер к ней с пальто на руке. Пока как-то в холодный вечер на плечи не накинул, да так и оставил. Сукно теплое, с начесом, тяжёлое. Сейчас уж таких и нет. Много лет она в нем проходила, пока не располнела совсем после вторых родов.
До кладбища дошла она с трудом. Бухнулась на скамью, поблагодарила мысленно далёкого сына, который эту скамью сколотил на отцовой могиле. Посидела, тяжело дыша, подняв ворот плаща от ветра.
Если при жизни они понимали друг друга так, что и слов не нужно, зачем уж теперь слова? Но одно Василиса сказала вслух.
– Холодно мне без твово пальта, Вень...
***
Тем временем Сергей, Татьяна и Полина вернулись с рынка. Догадались – мать на кладбище.
Полинка прыгала от счастья, примеряя обновки на скорую руку, собиралась бежать на стрижку. Татьяна восхищалась покупками, улыбалась, глядя на радость дочери. Сергей убежал по рабочим делам.
Была в доме суета, все спешили. Полинка вертелась перед большим зеркалом в бабушкиной комнате, потому что оно было ближе к матери, к кухне.
Назад вернулась баба Василиса еле ступая, не чувствуя саму себя. Ни о чем не думалось, ничего не хотелось. Ветер гнал её всю дорогу, она замёрзла. Василиса измучилась, в груди ныло.
Видно, пришла пора, когда далёким уже для ее пешего хода стало и кладбище на окраине села. Она открыла дверь своим ключом, руки дрожали.
Дома никого не было.
Баба Василиса грохнулась на табурет прямо в одежде, обутая. Отсиделась, и только потом пошла раздеваться. Хотелось полежать.
Она отворила крашеную дверь своей комнаты и вдруг ... Вдруг на своей постели увидела – зелёное пальто. Оно было точно в цвет тому – Вениному. Она подошла поближе, сначала не смея даже трогать. Сделано по-другому, ткань совсем не такая, современная, но цвет – прям в точку.
Подарок!
Баба Василиса ни капли и не сомневалась, что подарки будут, но чтоб такой!
Тут же отошла усталость. Она вытерла руки об висящее здесь полотенце, очень аккуратно взяла пальто и надела. В пору! И пуговицы хороши. Длинновато немного, но– в пору.
Знает Татьяна её размер, дочка же.
И вот уже и зеркало растворило в себе старые рыжие пятна, и зарябило его зазеркалье. И из зеркала смотрит тридцатилетняя Василиса. И пальто обнимает, дарит тепло, как будто Вениамин подошёл сзади и греет её всю, и дышит на её замёрзшие руки.
Баба Василиса с затуманенными зазеркальем глазами, аккуратно сняла пальто, повесила его на руку и присела на койку. Долго так сидела, а потом повалилась на подушку и задремала, прижимая к груди драгоценный подарок.
Когда вернулись вместе Татьяна с Сергеем, Полина с новой стрижкой уже была дома.
– Нут-ка, нут-ка, дай я на тебя гляну! А чего? Мне нравится.
Но Полина была напряжена.
– Мам, там бабуля в обнимку с моим пальто спит. Я хотела забрать потихоньку, а она прям вцепилась, – Полина помолчала, – Я вот подумала, а вдруг она решила, что это подарок ей на День рождения?
– Так, а почему она должна так решить-то? – Таня развела руками.
– А я его на её кровати разложила, ну, так, чтоб отлежалась мятость....
– Поля!
Они заглянули в комнату бабушки. Следом шёл Сергей. От звука двери Василиса открыла глаза, поднялась. Пальто в ее руках зашуршало, она опустила на него глаза, вспомнила.
– Вот. Спасибо вам! Спасибо..., – шептала она, а на лице разливалось блаженное умиротворение.
– Мам! С юбилеем... А пальто ... , – она оглянулась на Полину, на Сергея, те тоже выглядели растерянно, – А пальто ты померяй-ка, впору ли?
Мать кивнула, по-прежнему, сидя и обнимая пальто.
– Впору. Угодили. И зелёное... Ты помнишь да, Тань?
И Татьяна вспомнила, что много лет у матери в шкафу, действительно, висело толстое пальто похожего цвета.
– Помню, мам, – она ещё раз взглянула на Полину, ещё сомневаясь, видя расстроенную дочь, помня её радость от покупки.
– Поэтому и взяли, – сказал четко и громко Сергей, не спуская глаз с дочери.
Поля широко открыла глаза, а потом выдохнула и кивнула.
– Бабуль, с Юбилеем! Но ты ж всё-таки померяй...
На Василису надели пальто. Она и правда была моложе в нем.
– Почти как то, что Веня подарил. Мне все кажется, что он вернулся и подарил, – а глаза налиты слезами счастья.
Ещё все были слегка ошарашены, ещё Полина, настроенная идти в обновке завтра в школу, кусала губы, но никто б сейчас не посмел сказать матери, что пальто предназначено было не ей.
Сергей вышел на крыльцо, закурил. Скрипнула дверь, вышли Татьяна с дочкой. Сергей, не глядя на своих, как будто стыдился и сам того, что не сделали, не смогли они сделать нормального подарка осознанно, произнес:
– И не думайте никогда ей сказать, что пальто Полькино! Видели ведь...
– Да что ты! Что мы не люди что ли! – утирала пальцами набежавшие слёзы Татьяна.
– А тебе, Полин, я денег найду. Купим новое...
– Ладно, – кивнула Полина, – Давайте уже праздновать. Юбилей ведь у бабули)

 

[Николай Ф]

Светлана Анатольевна потеряла единственную дочь. Спустя много лет в её доме раздался странный телефонный звонок. В этот день Светлане Анатольевне исполнилось 50 лет, юбилей, круглая дата. Но она категорически отказалась отмечать праздник и доводы мужа даже не приняла во внимание. «Нет, Коленька, не хочу, какие уж тут гости, ты знаешь, послезавтра годовщина гибели Катюши, нет у меня никакого настроения». Николай Петрович кивнул. Он прекрасно понимал супругу. Семь лет назад разбился самолет, на котором летела их единственная дочь. В живых после той страшной катастрофы не было. Собственно говоря, они не сразу узнали, что Катя была на том самолете. С ними позже связались власти. Были найдены паспорт и иные документы их дочери. В тот же день Светлану Анатольевну увезли в больницу с сердечным приступом. Несчастная мать не могла себе простить того, что в последние два года жизни Кати она не общалась с ней. Все произошло в тот день, когда Екатерина сообщила им, что выходит замуж. «Катюша, девочка моя, ты ведь только что закончила школу. А учеба? Ну зачем ты торопишься? Он хоть кто?». «Вы его не знаете, он москвич, приезжал сюда по делам, мы с ним знакомы уже три месяца. Сейчас он уехал и звал меня к себе, и я поеду, я его люблю». «Катя, прекрати говорить глупости» — в разговор вмешался Николай Петрович. «Куда ты поедешь, почему он к нам не пришел, не познакомился? Значит, у него все было несерьезно. Так как он поступил, настоящий мужчина, который любит свою девушку, никогда не поступит». «Папа, он ждет, я поеду». «А может он женат?». «Вы не понимаете меня, не понимаете» — Катя с плачем заперлась в своей комнате. Это были последние слова, которые они слышали от своей дочери. Утром, когда Светлана пошла будить дочь, желая помириться с ней и придти к какому-нибудь решению, она увидела, что дверь не закрыта. В комнате беспорядок, Кати там не было. Они ждали ее до вечера, потом обзвонили подруг. Только поздно ночью родителям пришло в голову проверить вещи. Ни документов, ни одежды они не нашли. Николай Петрович сразу обратился в полицию. Но результатов не было ни через месяц, ни через год. Они искали ее, объявляли во всероссийский розыск. Обращались даже в программу «Ищу тебя». Безрезультатно. И только, когда прошло два года, им позвонили и участливым тоном спросили «кем им приходится Екатерина Николаевна». Горе родителей было беспредельным. Они никак не могли простить себе, что так глупо потеряли свою дочь. Время шло, а раны так и не могли залечиться. Вот и сейчас, отказываясь от юбилея, Светлана Анатольевна вздохнула, посмотрела на постаревшего за эти годы мужа и поднялась, чтобы пройти на кухню. В это время раздался телефонный звонок. Светлана Анатольевна подошла к аппарату. Потом повернулась к мужу: «Наверное, Беловы. Если захотят, пусть сегодня приедут на чай, но никакого банкета». Николай Петрович кивнул. «Алло, я слушаю». «Здравствуйте» — в трубке раздался незнакомый голос, принадлежавший ребенку. «Простите, а вы Светлана Анатольевна?» — «Да. А с кем я разговариваю?» — «Я ваш внук, Женька, пожалуйста, заберите меня из детского дома» -«Кто-кто? Кто ты?» — «Я Женька, Женька, ваш внук. Наш детдом находится в городе» — мальчик назвал адрес и добавил: «Я не обманываю, я случайно все узнал» — он всхлипнул. «Нам запрещают звонить, а я все равно». В трубке давно раздавались гудки, а Светлана Анатольевна все еще смотрела и смотрела на нее. «Света, что с тобой, кто звонил?» — «Это звонил наш внук» — «Что? Что ты такое говоришь? У нас нет внука и никогда не было» — «Коля, этот голос, он так похож на голос нашей Катюши». Больше Светлана говорить не могла. Ее душили рыдания. Николай Петрович принес успокоительного, заставил жену выпить, уложил ее и сидел рядом, пока она не уснула. Потом позвонил близким друзьям – Альберту и Виктории Беловым, и попросил, чтобы они сегодня обязательно приехали к ним. Вечером они все вместе обсуждали неожиданный звонок. Николай и Виктория считали, что это неудачный розыгрыш, а Светлана и Альберт говорили, что нужно обязательно во всем разобраться. «Какой город он назвал?» — спросил Альберт и сразу проверил информацию в интернете. «Да, там есть детский дом. Но как там мог оказаться сын Кати, если, конечно, это он? Ничего не понимаю. Что решим?» — «Я уже все решила» — Светлана поднялась. «Я поеду туда и узнаю все на месте». Через неделю она выходила из поезда и спрашивала дорогу к детскому дому. Это было далеко, и она взяла такси. Всю дорогу женщина молчала, не отвечая на вопросы беспечного таксиста. Она думала только о том, что ее ждет там, куда она так спешит. Директора детского дома на месте не оказалось. И Светлана, попросив номер приемной, отправилась в гостиницу, где привела себя в порядок и немного отдохнула. Потом позвонила и узнала, что директора уже сегодня не будет. На утро женщина снова была там и вскоре сидела в кабинете директора, пожилого мужчины, представившегося Федором Игнатьевичем. «Да, у нас есть мальчик Женя, ему 9 лет и не понимаю, откуда вы узнали про этого ребенка. Вы, собственно говоря, кто?» — «Мне кажется, что я его бабушка» — «Но что значит «кажется»? Расскажите, как он к вам попал? Вы понимаете, я не могу разглашать такие сведения» — «Я хочу увидеть этого ребенка» — «А я не могу предоставить вам эту возможность. Вы, простите, пришли с улицы. Говорите, что вы его бабушка. Но где же вы были семь лет, которые он здесь находится?» — «Я не знала, что он мой внук. Вообще не знала, что у меня есть внук» — «Вот что, Светлана Анатольевна, давайте не будем разыгрывать здесь мелодрамы. Жизнь она совсем другая и вы не понимаете, что значит взять в семью почти подростка. Зачем это вам? Вы прекрасно жили без него все эти годы. Я советую вам вернуться домой и не думать больше об этом». Светлана Анатольевна вышла, даже не попрощавшись. Она нашла скамейку на аллейке, ведущей к детскому дому и просидела там почти до вечера в надежде на то, что среди мальчишек увидит его, Женьку. Она должна узнать его, он обязательно будет похож на ее Катю. Стемнело и ей пришлось вернуться в гостиницу. Пять дней она приходила на свою скамеечку и смотрела на играющих ребят, но никто из них не подходил к ней близко. А час назад ей позвонил Николай и потребовал, чтобы она вернулась домой. У Светланы щемило в груди, хотелось разрыдаться, но она понимала, что и этот день прошел зря. Да, надо было возвращаться домой, да и на что он рассчитывала, когда ехала сюда. Ей казалось, что она сразу познакомится с мальчиком, что ей расскажут о нем все и она обязательно заберет его к себе. На самом деле вышло все не так. Светлана поднялась и медленно пошла прочь. Но тут ее кто-то окликнул. Это был сухонький старичок лет 80-ти, не высокий и слегка сутулый. «Вы меня?» — спросила Светлана. «Тебя, дочка, тебя. Пойдем-ка отсюда. Пойдем ко мне, я тут недалеко живу, разговор есть». Светлана Анатольевна кивнула и покорно пошла рядом с ним. Вскоре они подошли к маленькому домишке. Хозяин пропустил женщину вперед. Потом они сели на небольшой веранде и старичок, разливая дрожащими ручками чай, говорил: «Меня Федором зовут. Я всю жизнь проработал в этом детском доме завхозом. Потом на пенсию вышел, но все равно приходил туда, с детьми возился. И сейчас там часто бываю. Вы ведь Светлана?». Женщина, обжигаясь горячим чаем, кивнула: «Но откуда вам…» — «А ты подожди, не перебивай» — строго сказал он. «Послушай сначала. Это ведь я Женьке все рассказал, пацан он хороший, ласковый. Ему было всего два года, когда его опека сюда привезла. Дело-то как было? Его нашли в квартире у одинокой старушки. Соседи слышали, что ребенок сильно плачет. Вызвали полицию, а те уже органам опеки сообщили. Мальчик на полу был, а бабушка на кровати лежала. Думали, что спит, а она уже и не дышала. Тут уж мне сообщили. Жена это была, бывшая моя, Клавдия. Разойтись-то мы разошлись, а разводиться не стали. Ну вот». «Откуда же мальчик там взялся?» — «Подожди, говорю, не перебивай. Я соседей тоже об этом спросил, а они сказали, что квартирантка у нее жила молодая совсем, а потом эта квартирантка куда-то делась. А ребенок с Клавдией остался. Она-то бойкая была. Клава вроде и не болела, а тут видишь, как легла спать, и не проснулась. Я у других соседей расспросил, была там одна, все знающая. Вот она и рассказала, что девушка эта поселилась у Клавдии, когда еще была беременная. К ней и парень какой-то приезжал, только ненадолго. Кажется, его потом за что-то осудили. Вот она и собралась к нему на свиданку, а мальчонку с Клавой оставила. Ушла девица эта, да как в воду и канула. Ну что? Клаву мы похоронили. Ребенка сюда привезли. Это же единственный детский дом в округе. Имя он свое помнил, а дальше ничего, махонький сильно был. Ну вот, так его и записали, Женя Иванов. В квартиру Клавы сын наш поселился. А не так давно что-то там на антресолях разбирал. Нашел старый договор, что Клава с той девчонкой на жилье подписала, там номер телефона был ваш. Циферки-то плохо уже было видно. Да мы разглядели кое-как. А еще письмо нашлось. Старик встал, протянул руку и откуда-то с полки достал пожелтевший скомканный конверт, на котором рукой Кати был введен адрес Светланы и подписан адресат. Только она не дописала письмо». Светлана Анатольевна взяла конверт. Аккуратно достала испачканный чем-то листок и прочла: «Мамочка, папочка, простите меня. Я так виновата. Вы были правы. Я такая глупая. Я так хочу увидеть вас. Замуж я не вышла. Слава оказался не таким, как я думала. И мне надо к нему, он ждет. Славу осудили на три года. Я как только вернусь, сразу приеду к вам вместе с Женькой, это внук ваш. Мама, я хочу тебе сказать…». На этом письмо оборвалось. «Ну вот» — продолжил старик, когда увидел, что Светлана прочла письмо. «Мы так поняли, что по этому адресу родственники Женьки живут. Я ему втихаря и сказал и позвонить дал» — старик промолчал. «А про тебя мне Серафима сказала, ну что ты к директору приходила. Серафима на мое место завхозом пришла. А если я тебя зря побеспокоил, ты извини» — «Что вы, как мне отблагодарить вас?» — «Да никак. А завтра приходи с утра, я Женьку позову». Утром Светлана была уже у ограды. Она смотрела во двор и не видела, как раздвинулись кусты сирени и с той стороны высунулось худенькое личико черноглазого мальчишки. «Бабушка, я Женька, я здесь, бабушка» — громкий шепот мальчишки прерывался тоненькими всхлипываниями. Светлана кинулась к нему: «Женька, Женечка, внучок, я заберу тебя, слышишь, только не плачь». Теперь дни летели очень быстро. Светлана разрывалась между детским домом, где ей наконец-то разрешили встречу с ребенком и органами опеки, где она начала решать вопросы усыновления. Вместе с мальчиком они сдали анализ ДНК и вот Светлана держит в руках результат, Женька не ее внук, не ее. Эта мысль гулко впилась в виски. Ошибка, внук не ее. Что же теперь? Как сказать ему об этом? Уехать, бросить, но как? Как посмотреть в его глаза, такие же черные, как у Кати. Ей-то казалось, что он так похож на ее доченьку. И вот, не ее. Светлана приняла решение, но позвонила мужу и все рассказала. А потом с облегчением услышала: «Ну что ж, все равно забирай, будет наш». И вот Женька счастливый, веселый, ласковый ходит с дедом на рыбалку, обожает бабушкины пироги и блины, старается им угодить и помочь. После их возвращения прошел месяц. Светлана была на кухне, когда с улицы пришел Николай и протянул ей большой конверт. Они вскрыли его и увидели официальное письмо, в котором говорилось, что произошла ошибка, виновные привлечены к ответственности, а дальше строчки заплясали перед глазами Светланы: «Сообщаем вам, что совпадения по крови 99,6 процентов». Николай обнял жену и прибежавшего с улицы внука. Они были счастливы.

 

[Николай Ф]

Пятеро их было. Лежали в коробке из-под микроволновки, скулили и шуршали коготками по плотному картону. Четверо нормальных и один одноглазый. Трех забрали почти сразу, не успела старушка встать на углу и положить у коробки картонку - «Щенята в добрые руки». Забрали красивых, с рыже-белыми пятнами на боку и черной кляксой на лбу. Остался один серенький и один одноглазый. Так и лежали они, прижавшись друг к другу, ловя тепло, и дрожали, когда кто-то брал их на руки. Серенького брали часто. Сюсюкались с ним, смотрели на зубы и зачем-то под хвост, спрашивали старушку, а та отвечала. Одноглазого не брал никто. А он скулил и шуршал коготками по плотному картону, потеряв теплый бок брата. И тотчас успокаивался, когда серого возвращали обратно. - Звонкий, милок, - отвечала старушка на очередной вопрос и улыбалась, смотря, как елозит в чужих руках серенький. - Большой будет? - Большой, - отвечала она, вспоминая свою зеленоглазую Багрянку. Кивал прохожий, не замечая блеска в старых глазах. - Злой? – спрашивал он. - Как воспитаешь, милок. Все от тебя зависит. Либо друга в тебе он видеть будет, либо врага. Либо защитит, либо сбежит. - А этого-то чего не утопила? – старушка поджала губы и улыбнулась, посмотрев на скулящего щенка, который дрожал в середине коробки. – Хворый же. - Хворый, - соглашалась она. – И хворый найдет любящее сердце. - Давай его другу возьму. Забавный он. - Не дам, - отвечала старушка. - Почему? – улыбался прохожий. – Кому он нужен? Хворый же. - Нужен кому-то, но не другу твоему. Серенького бери, а этого не дам. - Ладно. Давай серого, - согласился прохожий, и одноглазый остался один. Первое время пищал он от страха, да теплый бок брата искал. И на старушку смотрел блестящим глазом, словно требовал у неё ответа. Но та, завернув его в теплый платок, прижимала к сердцу и баюкала, пока скулеж не утихал. Летели дни, сменяя друг друга, а старушка так и стояла на углу, держа в руках побледневшую бумажку. «Щеночек в добрые руки». Стояла молча, не зазывая людей. Лишь улыбалась, когда кто-то останавливался рядом. Или хмурилась, что случалось гораздо чаще. - Почем щенок? - Бесплатно. - А… одноглазый он. Хворый. Выбрось его лучше, мать. Кому он нужен? - Кому-то нужен. Но не тебе. - Давай возьму. На цепь посажу, пусть дачу охраняет. - Нет, - качала головой старушка, внимательно осматривая очередного прохожего, который останавливался рядом. – Не нужен он тебе. Не дом он охранять должен, а любящее его сердце. - Дурная ты, бабка. - Какая есть. Но тебе не дам, - вздрогнула старушка, услышав жесткий смех прохожего, но лишь крепче прижала к себе щенка. – И не проси. Так и стояла она на углу, провожая взглядом подслеповатых старых глаз прохожих, иногда улыбалась в ответ на приторное сюсюканье, иногда поджимала губы, когда щенок начинал вырываться, стоило прохожему коснуться его шерстки. Мокла старушка под дождем, но не сдавалась. Ждала. Ждал и одноглазый, свернувшийся клубочком в теплом платке. - Здравствуйте, - старушка вздрогнула и рассмеялась, когда остановившийся рядом с ней мужчина, попятился и поднял руки. – Простите, не хотел вас напугать. - Полно тебе, милок. Задумалась я о своем, вот и испугалась. Тебя-то чего пугаться? Человек как человек. - Многие пугаются, - хмыкнул мужчина, поправляя на лице солнцезащитные очки. Старушка не удивилась этому, хотя солнце давно уже спряталось за серыми тучами. Привыкла уже к странным людям. Мужчина улыбнулся, когда из платка старушки на его голос вылезла мордочка щенка. Одноглазый осторожно понюхал воздух, потом руку незнакомца и, лизнув горячим языком пальцы, заставил мужчину рассмеяться. - Понравился ты ему. Сколько стою здесь, а только ты ему понравился. - Да. Похожи мы с ним, - туманно ответил мужчина и, пожав плечами, спросил. – Можно подержать? - Нужно, милок. Не к каждому он так идет, - кивнула старушка и, вытащив дрожащего щенка из теплого платка, протянула его мужчине. - Не бойся, маленький, - улыбнулся прохожий и принялся почесывать одноглазого за ушком. – Он вздохнул, когда маленький хвостик щенка принялся описывать восьмерки от удовольствия и радости. – Не нужен ты никому? - Нужен. Да только я абы кому не отдам, - прищурившись, ответила старушка. А потом удивленно приподняла бровь, когда вместо ехидства и насмешек, услышала понимание. - И не надо. Такие, как он, ранимые очень. Им забота нужна. Только люди пугаются. - Верно, милок, - ответила старушка. – Хворый он для них. А любви-то в нем сколько, сам посмотри. - Вижу, - кивнул мужчина. Одноглазый принялся слабо покусывать его пальцы и ворчать от удовольствия. Прохожий грустно вздохнул и пытливо посмотрел на старушку. – Только не нужна его любовь никому. Дальше увечья мало кто смотрит. Я знаю, о чем говорю. - Вижу, - ответила старушка и слабо улыбнулась, когда мужчина снял очки и посмотрел на неё. Один его глаз был веселым и голубым, а второй был мутным и смотрел в пустоту. – Вижу, что дом твой пустой и холодный. И в сердце давно нет тепла. - Сколько вы за него хотите? – мужчина поджал губы и сглотнул тягучий комок, застрявший в горле, когда одноглазый свернулся у него на руках калачиком и задремал. - Люби его, как он тебя любит. Вот все, что я хочу, - тихо ответила старушка. – И хворым нужно любящее сердце, милок. Оно им нужнее всего. Теплый дождь без предупреждения хлынул на землю, смывая с серого асфальта грязь. Он смывал грязь с тротуаров, с быстро движущихся машин и с ярких витрин многочисленных магазинов. Дождь барабанил по картонке, прислоненной к углу, смывая неровные буквы – «Щеночек в добрые руки». Дождь знал, что щенок нашел не только добрые руки, но и любящее его сердце. Хворым оно нужнее всего...

 

[Николай Ф]

Мотька, старый пес, жил во дворе частного дома. Все у него было хорошо. Теплая будка и добрый хозяин. Каждый день его кормили кашей. Но раз в неделю, когда старик возвращался из города от дочери, наступал настоящий праздник. Из пакета хозяин обязательно высыпал в миску много вкусных косточек, иногда даже попадались кусочки мяса или котлеты. Пес обжирался до отвала и счастливо засыпал. Единственное, что тревожило и злило Мотьку, это противный соседский мальчишка. Этот хулиган, через забор, часто корчил рожицы и дразнил собаку. Мотька яростно рычал и лаял на парнишку, но достать его не мог. Пес мечтал, что бы цепь была подлиннее, а забор пониже. Вот тогда-то он обязательно перепрыгнул и покусал надоедливого соседа. В этот вечер, Мотька наелся и решил подремать на сытый желудок. Но во двор неожиданно зашел дружок хозяина. Пес отвернулся и немного расстроился. Обычно, мужчины сидели долго и шумели, а на утро от хозяина пахло чем-то неприятным и резким. Сердиться Мотька долго не умел, он поворчал немного, для порядка, залез в будку и уснул. Проснулся Мотька внезапно от резкого, удушливого запаха. Он стремглав выскочил из будки и очень испугался. Дом горел. Пес начал рваться к дому и истошно лаять. Ему было очень страшно, но где-то там находился его хозяин и Мотька чувствовал, что он в большой беде. Цепь не пускала собаку. Мотька орал, как оглашенный. Во двор забежали незнакомые люди, подъехала огромная машина. Все бегали, истошно кричали и суетились. В дом била струя воды. Запах гари, дыма перемешивался с незнакомыми и пугающими запахами. Пес совсем ополоумел. Он не видел хозяина и не понимал, что происходит. Ему было панически страшно. Он искал и звал своего друга. К утру все стихло. Машина уехала, люди разошлись. Мотька бессильно улегся возле будки, немного успокоился, уставился на обгоревший дом и стал терпеливо ждать хозяина. К обеду Мотьку замучила жажда. Он уткнулся в миску, она была пуста. Пес вздохнул. Вдруг, калитка открылась и во двор бесцеремонно зашел ненавистный мальчишка. Мотька, от такой наглости, озверел. Он рвался и лаял на врага. Парень немного потоптался и ретировался. Мотка удовлетворенно проворчал вдогонку и брякнулся на пузо. Через некоторое время, мальчишка вернулся. В руках он держал две миски. Мотка бросился на парня с громким лаем. - Мотька, - тихо произнес мальчишка, - Хватит уже. Я тебе воды и еды принес. Голодный, наверное. Мотька зло лаял, натянув цепь. Парень осторожно поставил на землю миски, нашел палку, подвинул их к собаке и быстро выскочил на улицу. Мотька был удовлетворен. Враг повержен. Он победоносно взглянул на калитку и жадно начал пить. Всю неделю, утром, забегал сосед и приносил воду и еду собаке. Пес облаивал парня. Возле будки скопилось много мисок и кастрюлек. Мотьке было неудобно ложиться и греться на солнышке. - Мотька, у нас посуда закончилась, - причитал враг, - Из чего я кормить тебя буду? Может, хватит злиться? Дай мне все собрать. Мотька заливался еще громче. На следующий день, утром, парень не появился. Мотька не стал беспокоиться. Но к вечеру его замучила жажда. Пес удрученно улегся и стал тихонечко поскуливать. Открылась калитка. Пес радостно вскочил и приветственно завилял хвостом. - Привет, Мотька, - обрадовался мальчишка, - Проголодался? Я в город ездил. Утром не успел тебя накормить. Что, уже, не злишься на меня? Пес довольно урчал, жадно поедая угощение. Парень медленно подошел к будке и начал собирать посуду. Мотька одним глазом косил на мальчишку и тихонько порыкивал. Он милостиво разрешил соседу приблизиться. Злость прошла и лаять настроения не было. Хозяин не появлялся. Ночью Мотьку накрыла страшная тоска. Огромная, желтая луна близко приблизилась к собаке и скверно ухмылялась ей. Мотька вытянул шею и жалобно завыл. Ему было очень больно и горестно. Соседские собаки подхватили его унылую песню. Скрипнула калитка. Мотька продолжал завывать. Он по запаху определил, зашел сосед. Парень присел рядом с собакой и нежно начал гладить его голову. - Что, Мотька, грустно тебе? - Парень вздохнул. - Тяжело без друга? Ты уж немного потерпи. В больнице твой хозяин. Плохо ему. Хорошо, что жив остался. Ты спас его. Пес навострил уши, улегся рядом с парнем и положил свою голову ему на колени. - Да, да, - продолжил мальчишка, - Ты герой! Перебудил всех. Успели вытащить старика. Врачи говорят, выкарабкается. Дочка его, всех на ноги подняла. В какую-то платную больницу перевела. Все хорошо будет. Немного потерпеть надо и все образумится. А я тебя не брошу, не бойся. И мамка моя тебя не бросит. Это она тебе еду каждый день готовит. Нравится еда? Нравится! Парень гладил голову пса и тихо, ласково убаюкивал его. Мотька успокоился и задремал под монотонный и мягкий голос парня. Пес проснулся рано. Мальчик спал рядом. Мотька лежал очень тихо, боясь разбудить и потревожить нового друга. Он теснее прижался к нему и зорко оглядывал территорию. Охранял. Стайка назойливых и глупых воробьев подлетели к миске. Они нагло клевали остатки еды. Пес держался, не шевелился. Один самый задиристый наглец, бесстрашно приблизился совсем близко к морде собаки. Мотька не выдержал и зарычал. Парень проснулся. - Ой, утро уже! - Потягиваясь, воскликнул мальчик. - Вот мы с тобой храпака дали. Побегу я, а то мать заругает. Слушай, Мотька, - спохватился парень, - А что тебе тут одному сидеть? Переселяйся к нам. У нас будка пустует. Помнишь нашего Мухтара? - Парень печально вздохнул. - Нет его. Схоронили в прошлом месяце. Старый был. Постарше тебя. Все! Решено! У нас дожидаться хозяина будешь. Парень отвязал пса и повел его к себе во двор. Мотька немного испугался, но с ним был его новый друг. Нервозность прошла. Пес никогда еще не покидал пределы двора. Было очень непривычно. Самой странное произошло после. С него сняли цепь и завели в просторный вольер. Новый дом Мотьке понравился. Ночью вольер открывали и собака свободно прогуливалась по двору. В первые дни Мотька заглядывал через забор на свой старый двор, тяжело вздыхал. Но дни шли, и тоска отступала. Запах хозяина он учуял на довольно большом расстоянии. Мотька забеспокоился, радостно повизгивая, начал рваться из вольера. - Мотка, что случилось? - Выскочил из дома мальчик. - Ты чего разволновался? Пес нетерпеливо метался по вольеру и бросался на дверь. Парень отодвинул задвижку. Мотька выскочил и, с громким, радостным лаем бросился к забору. В одном прыжке перемахнул через него и попал в объятия к хозяину. - Мотька, старый черт, - ласково трепал его старик, - Живой. Здоровый. Как ты? Пес еще долго лизал лицо хозяина и довольно урчал. Во двор забежал мальчик. Мотька от избытка чувств, начал метаться между парнем и стариком, виляя хвостом и радостно поскуливая. Когда все успокоились, старик зашел во двор к соседям с собакой. Пес улегся возле ног. После непродолжительной беседы старик вздохнул. - Видите, жить негде. Все сгорело. Дочка к себе меня забрала после больницы. - Он поглядел на собаку. - Беда у меня. Мотьку девать некуда. У неё квартира и какая-то страшная, маленькая собачонка. Она и ее муж категорически против Мотьки. А что я могу? - Старик вытер слезы. - Я и так там на птичьих правах. Вот, старый дурак! Говорят, я с сигаретой уснул. - Мы Мотьку у себя оставим, - воскликнул мальчик и вопросительно посмотрел на мать, - Можно? - Можно! - Махнула рукой женщина. - Не бросать же его? Пусть уж доживает свой собачий век у нас. - Спасибо! - Облегченно заулыбался старик. - А я его каждую неделю навещать буду, гостинцы привозить. - Не обеднеем, - проворчала женщина, - Что мы собаку накормить не сможем? Пес хороший. Да и сын к нему очень привязался. Пусть живет. Старик прощался с Мотькой долго. Пес, как чувствуя, поскуливал и жалостно заглядывал ему в глаза. - Прости, друг, - причитал хозяин, - Не могу я тебя с собой взять. Мотька еще долго стоял у калитки и удрученно скребся в нее. Парень сел рядом, обнял пса и прижал к себе. - Он придет, - шептал ему мальчик на ушко, - Ты подожди немного. Я тебя не брошу. Будем вместе. Уж прости его. Так сложилось. Я люблю тебя. Хочешь косточку? Пес навострил уши, лизнул парню нос и весело засеменил за ним.

 

[Николай Ф]

"ВОТ ТАКИЕ ПИРОЖКИ."
- Бaбyлeчка, это тeбe! – Hинoчкa протянула бабке Трифонихе кoнфeтy, завёрнутую в яркий фантик. - «Бабулечка», - пepeдразнила бaбкa, - Никакая я тебе не бабулечка! И конфетов мне твоих не нать, зyбoв на них не нaпaсёccu. - А ты её за щёчку положи, - не унималась девчушка, игнорируя бaбкинo вopчaниe, - Она у тебя в ротике и pacтaeт, вкyyycно. Tpифoниха взяла кoнфeтy, лишь бы отвязаться от маленькой липучки. Вот навязалась на её гoлoву. Как чувствовала, не xoтeлa брать на постой жиличку с дитём, но та оказалась вpaчиxoй, а Трифониxa до жути не любила больницы, вот и сдалась, чтоб на дoмy, по случаю лечиться. Председатель сам заявился к ней месяц назад, пoпpocил приютить Алёну Анатольевну с пятилетней дочуркой, пока дом врачихин достраиваться будет, посулил дров в зиму и дом подлатать обещался. Tpифониха слыла бабкой нелюдимой и вредной, но деваться Семёну Владимировичу было нeкyдa, только расселил агронома, ветврача и нескольких механизаторов с семьями, а тут – такая удача, даже не фельдшер, а целый вpaч к ним в село пожaлoвaлa, да насовсем. И бабушке будет веселее, да с приглядом. Помнил ещё председатель Трифониху шeбyтнoй, весёлой, работящей, да запевалой первой, да плясуньей такой, что равных ей не было. Правда, сам он тогда пока на отчество не отзывался, мaльцoм был. Дом Трифоновы отстроили, чуть ли не caмый приметный в селе, добротный, с peзными нaлuчникaми, да карнизами, словно cкaзoчный. Варвара Стрельцова тoлькo в свой дом хотела замуж пойти, хоть свёкpoв будущих чтила и уважала, но жeнихy своему, Петру Трифонову так напрямки и поставила условие. Вот Пётр с oтцoм да братьями и pacстapaлись. Свадьбу здесь же, в просторном дворе uгpaлu, три дня, как пoлoжeнo. Да и зажили счастливо. Детки пошли, в oтцa с мамой, кpacивые, кpeпкиe, paбoтящие с измальства. Глебушка с Бориской. Что-то не так пошло с третьей Варвариной беременностью, вот её на обследование в больницу и oтпpaвили. Тут и беда подoпела. Hoчью Трифоновский дом, как спичка вспыхнул. Пока суть, да дело, Пётр с мальчишками и угopeли. Варя, как узнала о том, дoчкy и скинула. Была семья и не стало. Как Варвара горе то пережила, как умом не тронулась, одному Богу и было известно. Только именно Бога она во всём и винила. Koмy чужое счастье глаза застило, так и не нашли, хоть и опpeдeлили, что поджог то был. Вернулась Варвара в отчий дом и жила, что дoживaлa. Вроде и есть она, а вроде как и нет, тень от прежней её только и осталась. Те двенадцать лет, что счастлива была с Петенькой своим, жизнь в ней и теплили. Постепенно, из Варвары Алексеевны превратилась она в людской молве в Трифониxy, а ей то что, она почти ни с кем и не знaлacь. - Бaбyлечкa, а ты пирожки печь yмeeшь? - Ниночка, не пpистpoeнная в дeтcкuй сад, по причине частых простуд, оставалась на бaбкинoм пoпeчeнии, пока её мама paбoтaла. Трифониха уж и не рада была, что повелась на угoвopы о пpисмoтpe, девчонка ходила за ней хвостом и постоянно донимала. - Умею и что с того? – она oтмaxнyлacь от дeвчyшки, как от мухи. - А меня научи! – глазёнки Ниночки радостно заблестели, - Бабулечка, ну что тебе стоит?! - Вот зуда! – бабка хлопотала по хозяйству, попутно oтбupaя у девочки то веник, то пoлoтeнцe, то вымытые тарелки, - Поди вон, в куклы свои поиграй, не дocyг мне с тобой лясы точить. - А ты не точи, бабулечка, ты покажи, а я повторять cтaнy, - Ниночка ухватила Тpифoниху за руку и легонько погладила, - Ну, пoжaлyйстa! Бабка отдёрнула руку peзкo, словно обжегшись. Из самых глубин памяти вдруг возникло какое-то тепло, что ли, эта непосредственная детская ласка взбудоражила и на минуточку oкyнyлa в нежные объятия её маленьких cынoвeй. Haвaждeниe. Tрифониxa даже увидала их улыбающиеся личики. Видение тут же исчезло. А по её щекам вдруг покатились крупные, гopячиe и горючие слёзы. Уxвaтившucь за стол, она шлёпнулась на табуретку и заскулила, закрыв лицо руками. Тридцать лет. Она не плaкaла тридцать лет. А может и больше. Она давно привыкла к нoющeй боли, выжигающей всё нутро. Девчонка. Как она это сделала? На какой нepв смoгла нaжaть, чтобы так внезапно выбить её из кокона, который Варвара усердно плела многие годы? Ниночка испугалась не на шyткy. Она всегда чувствовала, что бабулечка никакая не злюка, как говорили вce в сeлe, что, наверное, её зaкoлдoвaл какой-то злой волшебник. А, может, лучше надо было её поцеловать, ну, как cпящyю кpacавицy?! Но бабулечка пepeменилacь так внезапно, что девчушка тоже стала плакать, от стpaxa за неё и подвывать в oтвeт. И подошла, в каком-то внезапном порыве, и стала гладить по голове, как маленькую, так, как гладила её мама, когда пaпa выгнал их из дoмa. Алёна вepнyлacь в свой вpeмeнный дом после тяжёлого paбoчeго дня. Односельчане встретили её по доброму и вдoxновeннo стали болеть, словно терпели-терпели и больше терпеть стало не в мочь. Ниночка её не встречала, как обычно, стpaннo. Услыхав сдавленные стоны и тихий вой, Алёна вбежала в горницу и застыла. Всегда угрюмая и неразговорчивая Варвара Алексеевна, ycaдив Ниночку на колени, рассказывала той о своих мaльчикax, о мyжe, о счастье, paccкaзывaлa, срываясь на стоны, словно исповедуясь, а Ниночка подвывала сочувственно, обнимая бабулечку и, как мантру, твердя: - Не плачь. Можно cкaзaть, что бaбyшeк у её дочери никогда и не было. Алёнина мама умерла, когда ей было 16, папа заменил ей маму. А мать Игоря… Свекровь нeнaвидeлa Алёну по каким-то своим причинам, поэтому внушала сыну, что Ниночка нагулянная (мepзocть то кaкaя!). Долго внушала. Вода кaмeнь точит. Он выгнал их в одночасье. Так они оказались здесь. - Эй, егоза, пupoгoв просила, а сама спишь, - баба Варя колготилась на кухне, встав с пepвыми пeтyxaми. - Бабулечка, что ж ты меня раньше не paзбyдuлa, я бы помогла, - Ниночка потёрла зacпaнныe глазки и oтxлебнyлa из кpyжкu душистый чай. - У Бога дней мнoгo, внученька, нayчy, раз обещала, - улыбнувшись, баба Варя чмокнула малышку в макушку, - Мамка то куда с утра пopaньшe yнecлacь, вроде, выxoднoй у неё? - Так к дяде Семёну, наверное, пoмoщu пpocить с пepeeздoм, - уплетая пирожок пpoговopuла Ниночка. Варвара Алексеевна враз сникла, съёжилась, будто даже став ниже ростом. А она то себе надумала, нaмeчтaлa… Трифониха пoтянулacь к столу, стpяxивaя с клеёнки несуществующие крошки. Сердце зacaднuлo. Ну и ладно, и пусть, глотнула воздуха, и будет. Алёна вернулась быcтpo. И вeлeла собирать вещи. - Я вам помогу, - сдepжaнно пpoговopилa Трифониха. - Bapвapa Aлекceeвна, Вы что-то из мебели брать плaниpyeтe, или новую купим? – запихивая стопку вещей в чемодан спросила Алёна. - Я? – сглатывая кoмoк, внезапно пoдcтyпивший к гopлy, спросила баба Варя, - Так я же… - Так Вы же eдeтe с нами, - Алёна yлыбнулacь, - Что берём? - Там, в кoмoдe, в нижнем ящике… uкoны, забери, дочка. И у тёти Любы котёнка возьми, пepвым впycтuм в новый дом. И пupoжки. Много напекла, как знала, людей yгocтим. He зaбyдь.

 

[Николай Ф]

В январе 1943 года одна ленинградка, Зинаида Епифановна Карякина, слегла. Соседка по квартире зашла к ней в комнату, поглядела на нее и сказала:

— А ведь ты умираешь, Зинаида Епифановна.
— Умираю, - согласилась Карякина. - и знаешь, Аннушка, чего мне хочется, так хочется - предсмертное желание, наверное, последнее: сахарного песочку мне хочется. Даже смешно, так ужасно хочется.

Соседка постояла над Зинаидой Епифановной, подумала. Вышла и вернулась через пять минут с маленьким стаканчиком сахарного песку.

— На, Зинаида Епифановна, - сказала она. - Раз твое такое желание перед смертью - нельзя тебе отказать. Это когда нам по шестьсот граммов давали, так я сберегла. На, скушай.

Зинаида Епифановна только глазами поблагодарила соседку и медленно, с наслаждением стала есть. Съела, закрыла глаза, сказала: «Вот и полегче на душе», и уснула. Проснулась утром и… встала.
Верно, еле-еле, но ходила.

А на другой день вечером вдруг раздался в дверь стук.

— Кто там? - спросила Карякина.
— Свои, - сказал за дверью чужой голос. - Свои, откройте.

Она открыла. Перед ней стоял совсем незнакомый летчик с пакетом в руках.

— Возьмите, - сказал он и сунул пакет ей в руки.- Вот, возьмите, пожалуйста.
— Да что это? От кого? Вам кого надо, товарищ?

Лицо у летчика было страшное, и говорил он с трудом.

— Ну, что тут объяснять… Ну, приехал к родным, к семье, привез вот, а их уже нет никого… Они уже… они умерли! Я стучался тут в доме в разные квартиры - не отпирает никто, пусто там. Что ли, - наверное, тоже… как мои… Вот вы открыли. Возьмите. Мне не надо, я обратно на фронт.

В пакете была мука, хлеб, банка консервов. Огромное богатство свалилось в руки Зинаиды Епифановны. На неделю хватит одной, на целую неделю!..

Но подумала она: съесть это одной - нехорошо. Жалко, конечно, муки, но нехорошо есть одной, грех. Вот именно грех - по-новому, как-то впервые прозвучало для нее это почти забытое слово.

И позвала она Анну Федоровну, и мальчика из другой комнаты, сироту, и еще одну старушку, ютившуюся в той же квартире, и устроили они целый пир - суп, лепешки и хлеб. Всем хватило, на один раз, правда, но порядочно на каждого. И так бодро себя все после этого ужина почувствовали.

— А ведь я не умру, - сказала Зинаида Епифановна. - Зря твой песок съела, уж ты извини, Анна Федоровна.
— Ну и живи! Живи! - сказала соседка. - Чего ты... извиняешься! Может, это мой песок тебя на ноги-то и поставил. Полезный он, сладкий.

И выжили и Зинаида Епифановна, и Анна Федоровна, и мальчик. Всю зиму делились— и все выжили.

Ольга Берггольц, фрагмент из книги «Говорит Ленинград»

 

[Николай Ф]

ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ ПУТИ
В общем, история начиналась так. Он работал диспетчером в управлении железных дорог. Сидел, и как все операторы наблюдал за движением поездов на одной очень крупной железнодорожной развязке. Работа напряженная. Не отойдёшь в туалет. Да и чашечку кофе попить можно только перед работой и после.
Взгляд от мониторов отрывать категорически запрещалось. Вот когда тебя приходили сменить на четверть часа. Можно было немного отвлечься.
Платили неплохо, но. Ответственность была просто невероятная. От него зависели жизни людей. Иногда десятков, иногда. Сотен.
Он любил свою работу. Нервы, седые волосы и постоянные тренировки, но. Когда он садился за пульт и прилипал взглядом к экрану. Весь мир, все его проблемы. Исчезали, растворяясь в воздухе и оставалось. Только это окно.
В мир, где мчались поезда.
Но в этот день, случилось нечто такое. Что навсегда изменило его жизнь.
Ремонтные бригады нередко выходили на осмотр и ремонт путей, но. Их всегда предупреждали об этом и они. Закрывали этот участок путей для поездов, открывая запасной, а в этот раз.
В этот раз ремонтная бригада появилась на экране монитора совершенно неожиданно.
Там была такая развилка. Одна нитка шла направо, а другая. Налево.
Вот на той, которая налево. И остановились пять человек в ярко-желтых куртках.
Они тащили с собой кучу инструментов, которые и стали раскладывать на путях.
Он судорожно стал искать сообщение об этой бригаде и не нашел, тогда.
Тогда он поднял трубку телефона и уже начал вызывать главного оператора, когда.
На правой ветке появился пешеход. Которому, судя по-всему, лень было обойти развязку по мосту, шедшему метрах в ста от этого места.
Он совершенно спокойно переходил железнодорожную линию и уже почти миновал её, но вдруг.
Вдруг он споткнулся и упал.
Оператор вскрикнул, и трубка телефона выпала из его рук.
Человек на путях стал подниматься, но.
Что-то из его одежды застряло под одной из рельс и он. Стал судорожно дёргать её.
И тогда оператор закричал. И нажал красную кнопку тревоги. Сирена отчаянно завыла и начальник смены. Услышав этот вой. Выскочил из туалета и бросился в операторскую.
Но было уже слишком поздно.
Скорый поезд мчался на всех парах.
Он не должен был делать здесь остановку. И слегка опаздывал. А поэтому.
Поэтому, скорость была немного выше разрешенной.
Он был уже на той именно развилке. Из которой шли две ветки. Одна направо, а другая. Налево.
И мужчина, тысячи раз отрабатывавший аварийные ситуации, но ни разу в них не оказывавшейся. Вдруг с ужасом понял.
Ему придётся принять это решение. Именно ему и никто.
Никто в целом свете не может ему помочь.
Он покрылся холодным потом, а всё вокруг. Внезапно замедлилось.
Как будто, течение времени остановилось.
Медленно шевелились другие операторы. Что-то кричавшие ему. Они так и застыли с открытыми ртами. Начальник смены бежал стоя на месте.
Его лицо выражало ужас. Глаза были широко раскрыты, а руки разведены в стороны.
Но поезд.
Он не замедлился. В мгновение ока он подлетел к развилке и хорошо заученным движением. Оператор.
Переключил стрелку.
На правую ветку. Туда, где человек всё пытался освободить свою одежду.
Оператор закрыл глаза, чтобы не видеть того, что сейчас произойдёт.
Дело разбирала комиссия. Которая признала его действия совершенно правильными. Оправданными и профессиональными. Под суд пошли те, кто не сообщил о том, что на пути должна была прибыть ремонтная бригада, но.
Перед его глазами теперь постоянно стояли три человека.
Которых он видел на суде.
Старая мама погибшего человека. Его жена и маленький, восьмилетний сын.
Они так и стояли на суде. Обнявшись. И в их глазах была скорбь и боль.
Нет.
Они ни в чём не обвиняли его. Но это и было самое страшное. Луше бы они кричали, плакали и пытались ударить его.
Но они лишь молча смотрели в его глаза. Смотрели и плакали.
Суд вынес своё решение.
Оператор был полностью оправдан. Виновные пошли в тюрьму.
Но работать он больше не мог.
Он не мог смотреть на монитор и его. Перевели в управление, перекладывать бумажки.
Кабинет в архиве. Где он иногда и людей не видел месяцами. Что, впрочем, его полностью устраивало. Ему не хотелось видеть людей. Его сжигало чувство вины.
Перед кем? Перед тем, погибшим.
Но почему?
Ведь он не мог поступить иначе.
Иначе, погибли бы пять человек. Он принял правильное решение.
Один против пяти.
Любой поступил бы так же, так почему.
Почему же, его не отпускала боль в сердце?
Почему он просыпался по ночам, от сна? Где перед ним безмолвно стояла эта троица. Мама, жена и маленький сын.
Почему их глаза не давали ему покоя?
Почему?
Кто сможет ответить на этот вопрос, дамы и господа?
Кто сможет дать правильный ответ?
Поступил ли он так, как должен был?
И что теперь делать?
Что?
Он шел домой по пешеходному мосту. Шедшему в ста метрах от того места. И старался не смотреть туда.
Туда, где всё и случилось.
Он шел медленно и толпа. Толпа спешивших людей после смены. Огибала его.
Он, чтобы им не мешать перешел на правую сторону, пошел совсем рядом с перилами и ограждением, а его взгляд.
Был прикован к рельсам. Уходящим за горизонт, но.
Но что это там? Внизу.
Почти под мостом.
Он остановился и прижавшись к перилам присмотрелся.
На путях, между рельсами. Дергалась собака. Её лапа попала между шпалами и она. Не могла вырваться. До его слуха вдруг. Через шум толпы.
Донеслось жалобное. Обреченное подвывание.
Бездомный пёс оплакивал свою бездомную и никому не нужную жизнь.
А там. Вдалеке.
Уже нарастал этот. Хорошо известный ему шум. Шум колёс скорого поезда и рёв.
Рёв сирены разорвал тишину. Поезд сигналил собаке.
Но что? Что она могла поделать?
Она была обречена.
Обречена, как и тот человек.
Тот, которого он не смог спасти.
И тогда.
Не раздумывая.
Он прыгнул.
И время остановилось для него. Точно так же, как и тогда. Ему казалось, что он вечность летел вниз.
А потом вечность, поднявшись с кучи гравия. Насыпанного вдоль путей.
Бежал.
Бежал к ней. И она, увидев его, вдруг.
Вдруг завыла так.
Что всё закрутилось в бешенном темпе. И он увидел.
Увидел всё вокруг. И людей.
Толпу на мосту. Приникшую к перилам и отчаянно кричавшую ему.
Он увидел страшный поезд, нёсшийся на всех порах, прямо на него.
И тогда.
Тогда, будто кто-то подхватил его и понёс.
Словно на крыльях.
Он выхватил из кармана малюсенький перочинный ножик и одним движением.
Да, да. Одним движением.
Перерезал.
Верёвку, неизвестно как попавшую под рельсу.
Именно в ней запуталась лапа собаки.
Подхватил на руки её и прыгнул.
Влево.
Поезд отчаянно воя, пронёсся мимо. И толко тогда он упал на спину и дыхание. На секунду оставило его тело от удара и он.
Потерял сознание.
А пришел он в себя от того. Что мокрый собачий язык.
Облизывал его. Пёс скулили и его глаза смотрели на мужчину, а в них.
Он увидел, беспокойство и ещё.
Надежду.
-Не волнуйся. Не волнуйся, малыш.
Сказал он псу и погладил его по голове.
Собака радостно залаяла и звуки. Вернулись и тогда.
Тогда он увидел и услышал.
Как на мосту.
Ревёт радостно толпа, прильнувшая к перилам. Они кричали и размахивали руками.
-Вы видели? Вы видели?!!!
Кричало сразу несколько человек.
- Вы видели!!!
Это Ангел снёс его с моста. Я своими глазами видел!
Только Ангел мог такое сделать.
Иначе бы он разбился.
Только Ангел! Это знак свыше!!!
Они кричали и звали его. Но он.
Он повернулся и пошел в другую сторону, а рядом с ним.
Шёл пёс.
Он смотрел на своего человека и прижимался к нему.
Этот человек спас ему жизнь.
Две фигуры удалялись от моста и беснующейся толпы.
Фигура человека и фигура собаки.
Человек улыбался.
Больше ему не снились по ночам страшные сны.
Не снились.
Его охранял друг.
Спасённая им жизнь.
И вам самим решать, дамы и господа.
Был ли Ангел.
И что помогло ему вырвать эту жизнь. Спасти, вопреки всему.
Вот и вся история.

 

[sotnik]

Н.Бондаренко. Из фейсбука. Душевно пишет.

 

[sotnik]

Олег, в смысле.